Неточные совпадения
Борис уже не смотрел перед собой, а чутко замечал, как картина эта повторяется у него в
голове; как там расположились
горы, попала ли туда вон избушка, из которой валил дым; поверял и видел, что и мели там, и паруса белеют.
Она еще неодушевлена, в глазах нет жизни, огня. Но вот он посадит в них две магические точки, проведет два каких-то резких штриха, и вдруг
голова ожила, заговорила, она смотрит так открыто, в ней
горят мысль, чувство, красота…
А его резали ножом,
голова у него
горела. Он вскочил и ходил с своей картиной в
голове по комнате, бросаясь почти в исступлении во все углы, не помня себя, не зная, что он делает. Он вышел к хозяйке, спросил, ходил ли доктор, которому он поручил ее.
Он медленно ушел домой и две недели ходил убитый, молчаливый, не заглядывал в студию, не видался с приятелями и бродил по уединенным улицам.
Горе укладывалось, слезы иссякли, острая боль затихла, и в
голове только оставалась вибрация воздуха от свеч, тихое пение, расплывшееся от слез лицо тетки и безмолвный, судорожный плач подруги…»
У ней был прекрасный нос и грациозный рот, с хорошеньким подбородком. Особенно профиль был правилен, линия его строга и красива. Волосы рыжеватые, немного потемнее на затылке, но чем шли выше, тем светлее, и верхняя половина косы, лежавшая на маковке, была золотисто-красноватого цвета: от этого у ней на
голове, на лбу, отчасти и на бровях, тоже немного рыжеватых, как будто постоянно
горел луч солнца.
Он наклонился к ней и, по-видимому, хотел привести свое намерение в исполнение. Она замахала руками в непритворном страхе, встала с кушетки, подняла штору, оправилась и села прямо, но лицо у ней
горело лучами торжества. Она была озарена каким-то блеском — и, опустив томно
голову на плечо, шептала сладостно...
— Ну, теперь позвольте мне… — начал Викентьев торопливо, — я будто иду по
горе, к собору, а навстречу мне будто Нил Андреич, на четвереньках,
голый…
Марк быстро шел под
гору. Она изменилась в лице и минут через пять машинально повязала
голову косынкой, взяла зонтик и медленно, задумчиво поднялась на верх обрыва.
Он чаще прежнего заставал ее у часовни молящеюся. Она не таилась и даже однажды приняла его предложение проводить ее до деревенской церкви на
гору, куда ходила одна, и во время службы и вне службы, долго молясь и стоя на коленях неподвижно, задумчиво, с поникшей
головой.
Они тихо сошли с
горы по деревне и по большой луговине к саду, Вера — склоня
голову, он — думая об обещанном объяснении и ожидая его. Теперь желание выйти из омута неизвестности — для себя, и положить, одним прямым объяснением, конец собственной пытке, — отступило на второй план.
И бабушку жаль! Какое ужасное, неожиданное
горе нарушит мир ее души! Что, если она вдруг свалится! — приходило ему в
голову, — вон она сама не своя, ничего еще не зная! У него подступали слезы к глазам от этой мысли.
Она будто не сама ходит, а носит ее посторонняя сила. Как широко шагает она, как прямо и высоко несет
голову и плечи и на них — эту свою «беду»! Она, не чуя ног, идет по лесу в крутую
гору; шаль повисла с плеч и метет концом сор и пыль. Она смотрит куда-то вдаль немигающими глазами, из которых широко глядит один окаменелый, покорный ужас.
Он едва поспевал следить за ней среди кустов, чтоб не случилось с ней чего-нибудь. Она все шла, осиливая крутую
гору, и только однажды оперлась обеими руками о дерево, положила на руки
голову.
Бабушка лежала с закрытой
головой. Он боялся взглянуть, спит ли она или все еще одолевает своей силой силу
горя. Он на цыпочках входил к Вере и спрашивал Наталью Ивановну: «Что она?»
— Да, — шептал он в страхе, — чего доброго, пожалуй, вместо «высокой
горы», да вдруг… Что это мне пришло в
голову! — Он глубоко задумался.
Эти три фигуры являлись ему, и как артисту, всюду. Плеснет седой вал на море, мелькнет снежная вершина
горы в Альпах — ему видится в них седая
голова бабушки. Она выглядывала из портретов старух Веласкеза, Жерар-Дова, — как Вера из фигур Мурильо, Марфенька из головок Грёза, иногда Рафаэля…
Неточные совпадения
Везли его в острог, // А он корил начальника // И, на телеге стоючи, // Усоловцам кричал: // —
Горе вам,
горе, пропащие
головы!
Но ничего не вышло. Щука опять на яйца села; блины, которыми острог конопатили, арестанты съели; кошели, в которых кашу варили,
сгорели вместе с кашею. А рознь да галденье пошли пуще прежнего: опять стали взаимно друг у друга земли разорять, жен в плен уводить, над девами ругаться. Нет порядку, да и полно. Попробовали снова
головами тяпаться, но и тут ничего не доспели. Тогда надумали искать себе князя.
Красавица-кормилица, с которой Вронский писал
голову для своей картины, была единственное тайное
горе в жизни Анны.
— Я понимаю, я очень понимаю это, — сказала Долли и опустила
голову. Она помолчала, думая о себе, о своем семейном
горе, и вдруг энергическим жестом подняла
голову и умоляющим жестом сложила руки. — Но постойте! Вы христианин. Подумайте о ней! Что с ней будет, если вы бросите ее?
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в
голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.