Цитаты со словом «вере»
— Куда ты,
Вера, Вера? — кричал он.
В Петербурге Райский поступил в юнкера: он с одушевлением скакал во фронте, млея и горя, с бегающими по спине мурашками, при звуках полковой музыки, вытягивался, стуча саблей и шпорами, при встрече с генералами, а по вечерам в удалой компании на тройках уносился за город, на веселые пикники, или брал уроки жизни и любви у столичных русских и нерусских «Армид», в том волшебном царстве, где «гаснет
вера в лучший край».
В самом деле, у него чуть не погасла
вера в честь, честность, вообще в человека. Он, не желая, не стараясь, часто бегая прочь, изведал этот «чудесный мир» — силою своей впечатлительной натуры, вбиравшей в себя, как губка, все задевавшие его явления.
Жизнь и любовь как будто пропели ей гимн, и она сладко задумалась, слушая его, и только слезы умиления и
веры застывали на ее умирающем лице, без укоризны за зло, за боль, за страдания.
Прочими книгами в старом доме одно время заведовала
Вера, то есть брала, что ей нравилось, читала или не читала, и ставила опять на свое место. Но все-таки до книг дотрогивалась живая рука, и они кое-как уцелели, хотя некоторые, постарее и позамасленнее, тронуты были мышами. Вера писала об этом через бабушку к Райскому, и он поручил передать книги на попечение Леонтия.
— Это не мещане, Полина Карповна! — с крепкой досадой сказала Татьяна Марковна, указывая на портреты родителей Райского, а также
Веры и Марфеньки, развешанные по стенам, — и не чиновники из палаты, — прибавила она, намекая на покойного мужа Крицкой.
А если просто слаб, силенки нет, значит,
веры нет: когда есть вера, есть и сила.
— Пойдем в комнату
Веры: я хочу видеть! — сказал Райский.
Райский подождал на дворе. Яков принес ключ, и Марфенька с братом поднялись на лестницу, прошли большую переднюю, коридор, взошли во второй этаж и остановились у двери комнаты
Веры.
Райский опять поглядел на пустую комнату, старался припомнить черты маленькой
Веры и припоминал только тоненькую, черненькую девочку с темно-карими глазками, с беленькими зубками и часто с замаранными ручонками.
Только ради ее проворства и способностей она оставлена была при старом доме и продолжала пользоваться доверенностью
Веры, и та употребляла ее по своим особым поручениям.
Жизнь между ею и им становилась не иначе, как спорным пунктом, и разрешалась иногда, после нелегкой работы ума, кипения крови, диалектикой, в которой Райский добывал какое-нибудь оригинальное наблюдение над нравами этого быта или практическую, верную заметку жизни или следил, как отправлялась жизнь под наитием наивной
веры и под ферулой грубого суеверия.
Оставался Марк, да еще
Вера, как туманные пятна.
А как удержать краски на предметах, никогда не взглянуть на них простыми глазами и не увидеть, что зелень не зелена, небо не сине, что Марк не заманчивый герой, а мелкий либерал, Марфенька сахарная куколка, а
Вера…»
«Что такое
Вера?» — сделал он себе вопрос и зевнул.
Райский хотел было пойти сесть за свои тетради «записывать скуку», как увидел, что дверь в старый дом не заперта. Он заглянул в него только мельком, по приезде, с Марфенькой, осматривая комнату
Веры. Теперь вздумалось ему осмотреть его поподробнее, он вступил в сени и поднялся на лестницу.
— Сестра
Вера! — произнес Райский.
— Вы, я думаю, забыли меня,
Вера? — спросил он. Он сам слышал, что голос его, без намерения, был нежен, взгляд не отрывался от нее.
— Да. Скажите,
Вера, вспоминали вы иногда обо мне? — спросил он.
— Да, пожалуйста. Послушайте,
Вера, мне хотелось бы так много сказать вам…
Он вспомнил, что и с Марфенькой сначала не вязался разговор. Но там это было от ее ребяческой застенчивости, а здесь не то.
Вера не застенчива: это видно сразу, а как будто холодна, как будто вовсе не интересовалась им.
— Послушайте,
Вера, вы… боитесь меня? — спросил он.
— А… попадья, у которой я гостила: вам, верно, сказали о ней! — отвечала
Вера и, встав со стула, стряхнула с передника крошки от сухарей.
А у него на лице повисло облако недоумения, недоверчивости, какой-то беспричинной и бесцельной грусти. Он разбирал себя и, наконец, разобрал, что он допрашивался у
Веры о том, населял ли кто-нибудь для нее этот угол живым присутствием, не из участия, а частию затем, чтоб испытать ее, частию, чтобы как будто отрекомендоваться ей, заявить свой взгляд, чувства…
Словом, те же желания и стремления, как при встрече с Беловодовой, с Марфенькой, заговорили и теперь, но только сильнее, непобедимее, потому что
Вера была заманчива, таинственно-прекрасна, потому что в ней вся прелесть не являлась сразу, как в тех двух, и в многих других, а пряталась и раздражала воображение, и это еще при первом шаге!
— Послушайте,
Вера: дайте мне комнату здесь в доме — мы будем вместе читать, учиться… хотите учиться?
—
Вера Васильевна приехала! — с живостью сказал он Якову в передней.
— Бабушка,
Вера приехала! — крикнул он, проходя мимо бабушкиного кабинета и постучав в дверь.
Он проворно раскопал свои папки, бумаги, вынес в залу, разложил на столе и с нетерпением ждал, когда
Вера отделается от объятий, ласк и расспросов бабушки и Марфеньки и прибежит к нему продолжать начатый разговор, которому он не хотел предвидеть конца. И сам удивлялся своей прыти, стыдился этой торопливости, как будто в самом деле «хотел заслужить внимание, доверие и дружбу…».
Он с нетерпением ждал. Но
Вера не приходила. Он располагал увлечь ее в бездонный разговор об искусстве, откуда шагнул бы к красоте, к чувствам и т. д.
В это время отворилась тихонько дверь, и на пороге показалась
Вера. Она постояла несколько минут, прежде нежели они ее заметили. Наконец Крицкая первая увидела ее.
—
Вера Васильевна: вы воротились, ах, какое счастье! Vous nous manquiez! [Нам вас так недоставало! (фр.)] Посмотрите, ваш cousin в плену, не правда ли, как лев в сетях! Здоровы ли вы, моя милая, как поправились, пополнели…
И Крицкая шла целоваться с
Верой. Вера глядела на эту сцену молча, только подбородок дрожал у ней от улыбки.
— Я хорошо сделала, что замешкалась, — с вежливой иронией сказала
Вера, поздоровавшись с Крицкой. — Полина Карповна подоспела кстати…
— Она, верно, лучше меня поймет: я бестолкова очень, у меня вкуса нет, — продолжала
Вера и, взяв два-три рисунка, небрежно поглядела с минуту на каждый, потом, положив их, подошла к зеркалу и внимательно смотрелась в него.
Райский решил платить
Вере равнодушием, не обращать на нее никакого внимания, но вместо того дулся дня три. При встрече с ней скажет ей вскользь слова два, и в этих двух словах проглядывает досада.
Райский долго боролся, чтоб не глядеть, наконец украдкой от самого себя взглянул на окно
Веры: там тихо, не видать ее самой, только лиловая занавеска чуть-чуть колышется от ветра.
Вчера она досидела до конца вечера в кабинете Татьяны Марковны: все были там, и Марфенька, и Тит Никонович. Марфенька работала, разливала чай, потом играла на фортепиано.
Вера молчала, и если ее спросят о чем-нибудь, то отвечала, но сама не заговаривала. Она чаю не пила, за ужином раскопала два-три блюда вилкой, взяла что-то в рот, потом съела ложку варенья и тотчас после стола ушла спать.
Райскому досадно было на себя, что он дуется на нее. Если уж
Вера едва заметила его появление, то ему и подавно хотелось бы закутаться в мантию совершенной недоступности, небрежности и равнодушия, забывать, что она тут, подле него, — не с целию порисоваться тем перед нею, а искренно стать в такое отношение к ней.
Она столько вносила перемены с собой, что с ее приходом как будто падал другой свет на предметы; простая комната превращалась в какой-то храм, и
Вера, как бы ни запрятывалась в угол, всегда была на первом плане, точно поставленная на пьедестал и освещенная огнями или лунным светом.
Иногда он дня по два не говорил, почти не встречался с
Верой, но во всякую минуту знал, где она, что делает. Вообще способности его, устремленные на один, занимающий его предмет, изощрялись до невероятной тонкости, а теперь, в этом безмолвном наблюдении за Верой, они достигли степени ясновидения.
Но нравственная фигура самой
Веры оставалась для него еще в тени.
Райский заметил, что бабушка, наделяя щедро Марфеньку замечаниями и предостережениями на каждом шагу, обходила
Веру с какой-то осторожностью, не то щадила ее, не то не надеялась, что эти семена не пропадут даром.
Но бывали случаи, и Райский, по мелочности их, не мог еще наблюсти, какие именно, как вдруг
Вера охватывалась какой-то лихорадочною деятельностью, и тогда она кипела изумительной быстротой и обнаруживала тьму мелких способностей, каких в ней нельзя было подозревать — в хозяйстве, в туалете, в разных мелочах.
Бабушка иногда жалуется, что не управится с гостями, ропщет на
Веру за дикость, за то, что не хочет помочь.
Вера хмурится и, очевидно, страдает, что не может перемочь себя, и, наконец, неожиданно явится среди гостей — и с таким веселым лицом, глаза теплятся таким радушием, она принесет столько тонкого ума, грации, что бабушка теряется до испуга.
С тех пор как у Райского явилась новая задача —
Вера, он реже и холоднее спорил с бабушкой и почти не занимался Марфенькой, особенно после вечера в саду, когда она не подала никаких надежд на превращение из наивного, подчас ограниченного, ребенка в женщину.
Вера являлась ненадолго, здоровалась с бабушкой, сестрой, потом уходила в старый дом, и не слыхать было, что она там делает. Иногда она вовсе не приходила, а присылала Марину принести ей кофе туда.
Цитаты из русской классики со словом «вере»
Ассоциации к слову «вера»
Предложения со словом «вера»
- Благодаря истинной вере человек испытывает озарение и совершает открытия.
- Ведь только православная вера может соединить народ в одно государство.
- – Аб, мне нужна твоя помощь, люди теряют веру в меня. Что мне нужно сделать?
- (все предложения)
Сочетаемость слова «вера»
Афоризмы русских писателей со словом «вера»
Дополнительно