Неточные совпадения
На полках по углам стояли кувшины, бутыли и фляжки зеленого и синего стекла, резные серебряные кубки, позолоченные чарки всякой работы: венецейской, турецкой, черкесской, зашедшие в светлицу Бульбы всякими путями, через третьи и четвертые
руки, что было весьма обыкновенно в
те удалые времена.
Прекрасная полячка так испугалась, увидевши вдруг перед собою незнакомого человека, что не могла произнесть ни одного слова; но когда приметила, что бурсак стоял, потупив глаза и не смея от робости пошевелить
рукою, когда узнала в нем
того же самого, который хлопнулся перед ее глазами на улице, смех вновь овладел ею.
Сговорившись с
тем и другим, задал он всем попойку, и хмельные козаки, в числе нескольких человек, повалили прямо на площадь, где стояли привязанные к столбу литавры, в которые обыкновенно били сбор на раду. Не нашедши палок, хранившихся всегда у довбиша, они схватили по полену в
руки и начали колотить в них. На бой прежде всего прибежал довбиш, высокий человек с одним только глазом, несмотря, однако ж, на
то, страшно заспанным.
Тогда выступило из средины народа четверо самых старых, седоусых и седочупринных козаков (слишком старых не было на Сечи, ибо никто из запорожцев не умирал своею смертью) и, взявши каждый в
руки земли, которая на
ту пору от бывшего дождя растворилась в грязь, положили ее ему на голову.
— И если рассобачий жид не положит значка нечистою своею
рукою на святой пасхе,
то и святить пасхи нельзя.
— Чшш! — произнесла татарка, сложив с умоляющим видом
руки, дрожа всем телом и оборотя в
то же время голову назад, чтобы видеть, не проснулся ли кто-нибудь от такого сильного вскрика, произведенного Андрием.
Грудь, шея и плечи заключились в
те прекрасные границы, которые назначены вполне развившейся красоте; волосы, которые прежде разносились легкими кудрями по лицу ее, теперь обратились в густую роскошную косу, часть которой была подобрана, а часть разбросалась по всей длине
руки и тонкими, длинными, прекрасно согнутыми волосами упадала на грудь.
И она опустила тут же свою
руку, положила хлеб на блюдо и, как покорный ребенок, смотрела ему в очи. И пусть бы выразило чье-нибудь слово… но не властны выразить ни резец, ни кисть, ни высоко-могучее слово
того, что видится иной раз во взорах девы, ниже́
того умиленного чувства, которым объемлется глядящий в такие взоры девы.
Никого, никого! — повторил он
тем же голосом и сопроводив его
тем движеньем
руки, с каким упругий, несокрушимый козак выражает решимость на дело, неслыханное и невозможное для другого.
Один только козак, Максим Голодуха, вырвался дорогою из татарских
рук, заколол мирзу, отвязал у него мешок с цехинами и на татарском коне, в татарской одежде полтора дни и две ночи уходил от погони, загнал насмерть коня, пересел дорогою на другого, загнал и
того, и уже на третьем приехал в запорожский табор, разведав на дороге, что запорожцы были под Дубной.
— А разве ты позабыл, бравый полковник, — сказал тогда кошевой, — что у татар в
руках тоже наши товарищи, что если мы теперь их не выручим,
то жизнь их будет продана на вечное невольничество язычникам, что хуже всякой лютой смерти? Позабыл разве, что у них теперь вся казна наша, добытая христианскою кровью?
Нет, братцы, так любить, как русская душа, — любить не
то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал Бог, что ни есть в тебе, а… — сказал Тарас, и махнул
рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: — Нет, так любить никто не может!
А
тем временем иноземный капитан сам взял в
руку фитиль, чтобы выпалить из величайшей пушки, какой никто из козаков не видывал дотоле.
Много опечалились оттого бедные невольники, ибо знали, что если свой продаст веру и пристанет к угнетателям,
то тяжелей и горше быть под его
рукой, чем под всяким другим нехристом.
Но не поглядел на
то Шило, а замахнулся всей жилистой
рукою (тяжела была коренастая
рука) и оглушил его внезапно по голове.
Завидев
то с бокового куреня, Степан Гуска пустился ему навпереймы, с арканом в
руке, всю пригнувши голову к лошадиной шее, и, улучивши время, с одного раза накинул аркан ему на шею.
Тихо склонился он на
руки подхватившим его козакам, и хлынула ручьем молодая кровь, подобно дорогому вину, которое несли в склянном сосуде из погреба неосторожные слуги, поскользнулись тут же у входа и разбили дорогую сулею: все разлилось на землю вино, и схватил себя за голову прибежавший хозяин, сберегавший его про лучший случай в жизни, чтобы если приведет Бог на старости лет встретиться с товарищем юности,
то чтобы помянуть бы вместе с ним прежнее, иное время, когда иначе и лучше веселился человек…
А он между
тем, объятый пылом и жаром битвы, жадный заслужить навязанный на
руку подарок, понесся, как молодой борзой пес, красивейший, быстрейший и молодший всех в стае.
А между
тем верный товарищ стоял пред ним, бранясь и рассыпая без счету жестокие укорительные слова и упреки. Наконец схватил он его за ноги и
руки, спеленал, как ребенка, поправил все перевязки, увернул его в воловью кожу, увязал в лубки и, прикрепивши веревками к седлу, помчался вновь с ним в дорогу.
Он уже очутился тут арендатором и корчмарем; прибрал понемногу всех окружных панов и шляхтичей в свои
руки, высосал понемногу почти все деньги и сильно означил свое жидовское присутствие в
той стране.
— Ай, славная монета! Ай, добрая монета! — говорил он, вертя один червонец в
руках и пробуя на зубах. — Я думаю,
тот человек, у которого пан обобрал такие хорошие червонцы, и часу не прожил на свете, пошел
тот же час в реку, да и утонул там после таких славных червонцев.
Если же кто и производил обыск и ревизовку,
то делал это большею частию для своего собственного удовольствия, особливо если на возу находились заманчивые для глаз предметы и если его собственная
рука имела порядочный вес и тяжесть.
— И на что бы так много! — горестно сказал побледневший жид, развязывая кожаный мешок свой; но он счастлив был, что в его кошельке не было более и что гайдук далее ста не умел считать. — Пан, пан! уйдем скорее! Видите, какой тут нехороший народ! — сказал Янкель, заметивши, что гайдук перебирал на
руке деньги, как бы жалея о
том, что не запросил более.
А вот
тот, душечка, что, вы видите, держит в
руках секиру и другие инструменты, —
то палач, и он будет казнить.
Неточные совпадения
Один из них, например, вот этот, что имеет толстое лицо… не вспомню его фамилии, никак не может обойтись без
того, чтобы, взошедши на кафедру, не сделать гримасу, вот этак (делает гримасу),и потом начнет
рукою из-под галстука утюжить свою бороду.
Те же и почтмейстер, впопыхах, с распечатанным письмом в
руке.
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без
того это такая честь… Конечно, слабыми моими силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и
руки по швам.)Не смею более беспокоить своим присутствием. Не будет ли какого приказанья?
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с
тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И
руки дрожат, и все помутилось.
Хлестаков. Нет, я влюблен в вас. Жизнь моя на волоске. Если вы не увенчаете постоянную любовь мою,
то я недостоин земного существования. С пламенем в груди прошу
руки вашей.