Неточные совпадения
Бурсаки вдруг преобразились:
на них явились, вместо прежних запачканных сапогов, сафьянные красные, с серебряными подковами; шаровары шириною
в Черное море, с тысячью складок и со сборами, перетянулись
золотым очкуром; [Очкур — шнурок, которым затягивали шаровары.] к очкуру прицеплены были длинные ремешки, с кистями и прочими побрякушками, для трубки.
Бурсак не мог пошевелить рукою и был связан, как
в мешке, когда дочь воеводы смело подошла к нему, надела ему
на голову свою блистательную диадему, повесила
на губы ему серьги и накинула
на него кисейную прозрачную шемизетку [Шемизетка — накидка.] с фестонами, вышитыми
золотом.
Казалось, слышно было, как деревья шипели, обвиваясь дымом, и когда выскакивал огонь, он вдруг освещал фосфорическим, лилово-огненным светом спелые гроздия слив или обращал
в червонное
золото там и там желтевшие груши, и тут же среди их чернело висевшее
на стене здания или
на древесном суку тело бедного жида или монаха, погибавшее вместе с строением
в огне.
На вершине ее покачивалось несколько стебельков полевого былья, и над ними поднималась
в небе луна
в виде косвенно обращенного серпа из яркого червонного
золота.
На других были легкие шапочки, розовые и голубые с перегнутыми набекрень верхами; кафтаны с откидными рукавами, шитые и
золотом и просто выложенные шнурками; у тех сабли и ружья
в дорогих оправах, за которые дорого приплачивались паны, — и много было всяких других убранств.
Все, какие у меня есть, дорогие кубки и закопанное
в земле
золото, хату и последнюю одежду продам и заключу с вами контракт
на всю жизнь, с тем чтобы все, что ни добуду
на войне, делить с вами пополам.
В минуту оделся он; вычернил усы, брови, надел
на темя маленькую темную шапочку, — и никто бы из самых близких к нему козаков не мог узнать его. По виду ему казалось не более тридцати пяти лет. Здоровый румянец играл
на его щеках, и самые рубцы придавали ему что-то повелительное. Одежда, убранная
золотом, очень шла к нему.
Неточные совпадения
Недаром порывается //
В Москву,
в новорситет!» // А Влас его поглаживал: // «Дай Бог тебе и серебра, // И золотца, дай умную, // Здоровую жену!» // — Не надо мне ни серебра, // Ни
золота, а дай Господь, // Чтоб землякам моим // И каждому крестьянину // Жилось вольготно-весело //
На всей святой Руси!
К счастию, однако ж,
на этот раз опасения оказались неосновательными. Через неделю прибыл из губернии новый градоначальник и превосходством принятых им административных мер заставил забыть всех старых градоначальников, а
в том числе и Фердыщенку. Это был Василиск Семенович Бородавкин, с которого, собственно, и начинается
золотой век Глупова. Страхи рассеялись, урожаи пошли за урожаями, комет не появлялось, а денег развелось такое множество, что даже куры не клевали их… Потому что это были ассигнации.
Прыщ смотрел
на это благополучие и радовался. Да и нельзя было не радоваться ему, потому что всеобщее изобилие отразилось и
на нем. Амбары его ломились от приношений, делаемых
в натуре; сундуки не вмещали серебра и
золота, а ассигнации просто валялись по полу.
С своей стороны, я предвижу возможность подать следующую мысль: колет [Колет (франц.) — короткий мундир из белого сукна (
в кирасирских полках).] из серебряного глазета, сзади страусовые перья, спереди панцирь из кованого
золота, штаны глазетовые же и
на голове литого
золота шишак, увенчанный перьями.
Для чего этим трем барышням нужно было говорить через день по-французски и по-английски; для чего они
в известные часы играли попеременкам
на фортепиано, звуки которого слышались у брата наверху, где занимались студенты; для чего ездили эти учителя французской литературы, музыки, рисованья, танцев; для чего
в известные часы все три барышни с М-llе Linon подъезжали
в коляске к Тверскому бульвару
в своих атласных шубках — Долли
в длинной, Натали
в полудлинной, а Кити
в совершенно короткой, так что статные ножки ее
в туго-натянутых красных чулках были
на всем виду; для чего им,
в сопровождении лакея с
золотою кокардой
на шляпе, нужно было ходить по Тверскому бульвару, — всего этого и многого другого, что делалось
в их таинственном мире, он не понимал, но знал, что всё, что там делалось, было прекрасно, и был влюблен именно
в эту таинственность совершавшегося.