Вершинин. На днях я читал дневник одного
французского министра, писанный в тюрьме. Министр был осужден за Панаму. С каким упоением, восторгом упоминает он о птицах, которых видит в тюремном окне и которых не замечал раньше, когда был министром. Теперь, конечно, когда он выпущен на свободу, он уже по-прежнему не замечает птиц. Так же и вы не будете замечать Москвы, когда будете жить в ней. Счастья у нас нет и не бывает, мы только желаем его.
Цитировав, как уже сказано было, весьма кстати фразу бывшего
французского министра Виллеля, господин Голядкин тут же, неизвестно почему, припомнил и о бывшем турецком визире Марцимирисе, равно как и о прекрасной маркграфине Луизе, историю которых читал он тоже когда-то в книжке.
Радзивил, будучи в Париже, поколебался было: ему, обладателю столь громадных богатств, страшно было расстаться с ними, но, построив уже план поездки в Константинополь, он посоветовался с
французским министром герцогом Эгильоном и по его внушению решительно отказался от покорности королю Понятовскому.
Сейчас только, — выстаивая, впрочем, уже третий час на холоде, между шкафом и ширмами, между всяким хламом, дрязгом и рухлядью, — цитировал он, в собственное оправдание свое, одну фразу блаженной памяти
французского министра Виллеля, что «все, дескать, придет своим чередом, если выждать есть сметка».
Неточные совпадения
— В ягдташ мой даже заглядывает!.. — проговорил он с досадой. — Ты скоро будешь меня держать, как Людовик XI [Людовик XI —
французский король в 1461—1483 годах.] кардинала ла-Балю [Ла Балю (1421—1490) —
министр и кардинал Людовика XI.], в клетке; женясь, я не продавал же тебе каждой минуты своей жизни!
— Ну, так вот знай, вот сейчас мы остановимся у вашего посольства; мне туда заходить никак нельзя, потому что я полицейский чиновник и нам законом запрещено в посольские дома вступать, а ты войди, и как ваши послы столь просты, что своих соотечественников во всякое время принимают, то добейся, чтобы тебя герцог сейчас принял, [В Петербурге в это время
французским послом и полномочным
министром находился, кажется, герцог де-Гиш, который заступил с 10-го (22-го) августа 1853 г. барона Бюринью де-Варень, бывшего поверенного по делам.] и все ему расскажи.
— Князь Филипп Шлезвиг-Голштейн-Лимбург, — отвечала она, —
министр курфирста Трирского барон фон-Горнштейн, контролер финансов князя Лимбурга в Оберштейне де-Марин, литовский маршал Михаил Огинский, генерал
французской службы барон Вейдбрехт,
министр полиции в Париже Сартин.
При Гамбетте же, в качестве его директора департамента как
министра внутренних дел состоял его приятель Лорье, из
французских евреев, известный адвокат, про жену которого и в Type поговаривали, что она"дама сердца"диктатора. Это могла быть и сплетня, но и младшие чиновники рассказывали при мне много про эту даму и, между прочим, то, как она незадолго перед тем шла через все залы и громко возглашала:
Я, конечно, согласился. И это был действительно Гамбетта — легендарный герой освободительного движения, что-то вроде
французского Гарибальди, тем более что он попал даже в военные
министры во время своего турского"сидения". О знакомстве с Гамбеттой (оно продолжалось до 80-х годов) я поговорю дальше; а теперь доскажу о моих драматических экскурсиях.