Неточные совпадения
На балы если вы едете,
то именно для
того, чтобы повертеть ногами и позевать в руку; а у нас соберется в одну хату толпа девушек совсем не для балу, с веретеном, с гребнями; и сначала будто и делом займутся: веретена шумят, льются песни, и каждая не подымет и глаз в сторону; но только нагрянут в хату парубки с скрыпачом — подымется крик, затеется шаль, пойдут танцы и заведутся такие штуки, что и
рассказать нельзя.
— Э, кум! оно бы не годилось
рассказывать на ночь; да разве уже для
того, чтобы угодить тебе и добрым людям (при сем обратился он к гостям), которым, я примечаю, столько же, как и тебе, хочется узнать про эту диковину. Ну, быть так. Слушайте ж!
Бывало, иногда если упросишь его
рассказать что сызнова,
то, смотри, что-нибудь да вкинет новое или переиначит так, что узнать нельзя.
— Плюйте ж на голову
тому, кто это напечатал! бреше, сучий москаль.Так ли я говорил? Що
то вже, як у кого черт-ма клепки в голови!Слушайте, я вам
расскажу ее сейчас.
Дед мой (царство ему небесное! чтоб ему на
том свете елись одни только буханцы пшеничные да маковники в меду!) умел чудно
рассказывать.
Тетка покойного деда
рассказывала, — а женщине, сами знаете, легче поцеловаться с чертом, не во гнев будь сказано, нежели назвать кого красавицею, — что полненькие щеки козачки были свежи и ярки, как мак самого тонкого розового цвета, когда, умывшись божьею росою, горит он, распрямляет листики и охорашивается перед только что поднявшимся солнышком; что брови словно черные шнурочки, какие покупают теперь для крестов и дукатов девушки наши у проходящих по селам с коробками москалей, ровно нагнувшись, как будто гляделись в ясные очи; что ротик, на который глядя облизывалась тогдашняя молодежь, кажись, на
то и создан был, чтобы выводить соловьиные песни; что волосы ее, черные, как крылья ворона, и мягкие, как молодой лен (тогда еще девушки наши не заплетали их в дрибушки, перевивая красивыми, ярких цветов синдячками), падали курчавыми кудрями на шитый золотом кунтуш.
— Да, гопак не так танцуется! То-то я гляжу, не клеится все. Что ж это
рассказывает кум?.. А ну: гоп трала! гоп трала! гоп, гоп, гоп! — Так разговаривал сам с собою подгулявший мужик средних лет, танцуя по улице. — Ей-богу, не так танцуется гопак! Что мне лгать! ей-богу, не так! А ну: гоп трала! гоп трала! гоп, гоп, гоп!
— Ну, теперь пойдет голова
рассказывать, как вез царицу! — сказал Левко и быстрыми шагами и радостно спешил к знакомой хате, окруженной низенькими вишнями. «Дай тебе бог небесное царство, добрая и прекрасная панночка, — думал он про себя. — Пусть тебе на
том свете вечно усмехается между ангелами святыми! Никому не
расскажу про диво, случившееся в эту ночь; тебе одной только, Галю, передам его. Ты одна только поверишь мне и вместе со мною помолишься за упокой души несчастной утопленницы!»
Дед, взявши за руку потихоньку, разбудил ее: «Здравствуй, жена! здорова ли ты?»
Та долго смотрела, выпуча глаза, и, наконец, уже узнала деда и
рассказала, как ей снилось, что печь ездила по хате, выгоняя вон лопатою горшки, лоханки, и черт знает что еще такое.
А
того горохового панича, что
рассказывал таким вычурным языком, которого много остряков и из московского народу не могло понять, уже давно нет.
Он не преминул
рассказать, как летом, перед самою петровкою, когда он лег спать в хлеву, подмостивши под голову солому, видел собственными глазами, что ведьма, с распущенною косою, в одной рубашке, начала доить коров, а он не мог пошевельнуться, так был околдован; подоивши коров, она пришла к нему и помазала его губы чем-то таким гадким, что он плевал после
того целый день.
— Ты как это узнал, мой муж? — спросила, изумившись, Катерина. — Но нет, многое мне неизвестно из
того, что ты
рассказываешь. Нет, мне не снилось, чтобы отец убил мать мою; ни мертвецов, ничего не виделось мне. Нет, Данило, ты не так
рассказываешь. Ах, как страшен отец мой!
Гость начал
рассказывать между
тем, как пан Данило, в час откровенной беседы, сказал ему: «Гляди, брат Копрян: когда волею Божией не будет меня на свете, возьми к себе жену, и пусть будет она твоею женою…»
Не мог бы ни один человек в свете
рассказать, что было на душе у колдуна; а если бы он заглянул и увидел, что там деялось,
то уже не досыпал бы он ночей и не засмеялся бы ни разу.
Да что ж эдак
рассказывать? Один выгребает из печки целый час уголь для своей трубки, другой зачем-то побежал за комору. Что, в самом деле!.. Добро бы поневоле, а
то ведь сами же напросились. Слушать так слушать!
Но деду более всего любо было
то, что чумаков каждый день возов пятьдесят проедет. Народ, знаете, бывалый: пойдет
рассказывать — только уши развешивай! А деду это все равно что голодному галушки. Иной раз, бывало, случится встреча с старыми знакомыми, — деда всякий уже знал, — можете посудить сами, что бывает, когда соберется старье: тара, тара, тогда-то да тогда-то, такое-то да такое-то было… ну, и разольются! вспомянут бог знает когдашнее.
— Слушайте!.. еще не
то расскажу: и ксендзы ездят теперь по всей Украйне в таратайках. Да не то беда, что в таратайках, а то беда, что запрягают уже не коней, а просто православных христиан. Слушайте! еще не то расскажу: уже говорят, жидовки шьют себе юбки из поповских риз. Вот какие дела водятся на Украйне, панове! А вы тут сидите на Запорожье да гуляете, да, видно, татарин такого задал вам страху, что у вас уже ни глаз, ни ушей — ничего нет, и вы не слышите, что делается на свете.
Неточные совпадения
Марья Антоновна. Право, маменька, все смотрел. И как начал говорить о литературе,
то взглянул на меня, и потом, когда
рассказывал, как играл в вист с посланниками, и тогда посмотрел на меня.
Бобчинский. А я так думаю, что генерал-то ему и в подметки не станет! а когда генерал,
то уж разве сам генералиссимус. Слышали: государственный-то совет как прижал? Пойдем
расскажем поскорее Аммосу Федоровичу и Коробкину. Прощайте, Анна Андреевна!
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из чего же ты споришь? (Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну что, где они? А? Да говорите же оттуда — все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до
тех пор, пока не войдет в комнату, ничего не
расскажет!
— Чего же вам еще? // Не
то ли вам
рассказывать, // Что дважды погорели мы, // Что Бог сибирской язвою // Нас трижды посетил? // Потуги лошадиные // Несли мы; погуляла я, // Как мерин, в бороне!..
И
та святая старица //
Рассказывала мне: // «Ключи от счастья женского, // От нашей вольной волюшки // Заброшены, потеряны // У Бога самого!