Неточные совпадения
К десяти часам утра я был уже под сретенской каланчой,
в кабинете пристава Ларепланда. Я с ним был хорошо знаком
и не раз получал от него сведения для газет. У него была одна слабость. Бывший кантонист, десятки лет прослужил
в московской полиции, дошел из городовых до участкового, получил чин коллежского асессора
и был счастлив, когда его называли капитаном, хотя носил погоны гражданского ведомства.
— Да ведь он же режиссер. Ну, пришлют ему пьесу для постановки
в театре, а он сейчас же за мной. Прихожу к нему тайком
в кабинет. Двери позатворяет, слышу —
в гостиной знакомые голоса, товарищи по сцене там, а я, как краденый. Двери
кабинета на ключ. Подает пьесу — только что с почты —
и говорит...
Входящие не здороваются, не мешают работать, а проходят дальше, или
в гостиную через зал, или направо
в кабинет, украшенный картинами
и безделушками.
В последние годы, когда А. К. Саврасов уже окончательно спился, он иногда появлялся
в грибковской мастерской
в рубище. Ученики радостно встречали знаменитого художника
и вели его прямо
в кабинет к С.
И. Грибкову. Друзья обнимались, а потом А. К. Саврасова отправляли с кем-нибудь из учеников
в баню к Крымскому мосту, откуда он возвращался подстриженный, одетый
в белье
и платье Грибкова,
и начиналось вытрезвление.
И сразу успех неслыханный. Дворянство так
и хлынуло
в новый французский ресторан, где, кроме общих зал
и кабинетов, был белый колонный зал,
в котором можно было заказывать такие же обеды, какие делал Оливье
в особняках у вельмож. На эти обеды также выписывались деликатесы из-за границы
и лучшие вина с удостоверением, что этот коньяк из подвалов дворца Людовика XVI,
и с надписью «Трианон».
Так было до начала девяностых годов. Тогда еще столбовое барство чуралось выскочек из чиновного
и купеческого мира. Те пировали
в отдельных
кабинетах.
Первым делом они перестроили «Эрмитаж» еще роскошнее, отделали
в том же здании шикарные номерные бани
и выстроили новый дом под номера свиданий. «Эрмитаж» увеличился стеклянной галереей
и летним садом с отдельным входом, с роскошными отдельными
кабинетами, эстрадами
и благоуханным цветником…
«Эрмитаж» стал давать огромные барыши — пьянство
и разгул пошли вовсю. Московские «именитые» купцы
и богатеи посерее шли прямо
в кабинеты, где сразу распоясывались… Зернистая икра подавалась
в серебряных ведрах, аршинных стерлядей на уху приносили прямо
в кабинеты, где их
и закалывали…
И все-таки спаржу с ножа ели
и ножом резали артишоки. Из
кабинетов особенно славился красный,
в котором московские прожигатели жизни ученую свинью у клоуна Таити съели…
Особенно же славились ужины, на которые съезжалась кутящая Москва после спектаклей. Залы наполняли фраки, смокинги, мундиры
и дамы
в открытых платьях, сверкавших бриллиантами. Оркестр гремел на хорах, шампанское рекой…
Кабинеты переполнены. Номера свиданий торговали вовсю! От пяти до двадцати пяти рублей за несколько часов. Кого-кого там не перебывало!
И все держалось
в секрете; полиция не мешалась
в это дело — еще на начальство там наткнешься!
В 1917 году «Эрмитаж» закрылся. Собирались
в кабинетах какие-то кружки, но
и кабинеты опустели…
Впрочем, люди, знакомые князю, имели доступ к нему
в кабинет, где он
и выслушивал их один
и отдавал приказания чиновникам, как поступить, но скоро все забывал,
и не всегда его приказания исполнялись.
Вот этот самый Шпейер, под видом богатого помещика, был вхож на балы к
В. А. Долгорукову, при первом же знакомстве очаровал старика своей любезностью, а потом бывал у него на приеме,
в кабинете,
и однажды попросил разрешения показать генерал-губернаторский дом своему знакомому, приехавшему
в Москву английскому лорду.
Дня через два, когда Долгоруков отсутствовал, у подъезда дома остановилась подвода с сундуками
и чемоданами, следом за ней
в карете приехал лорд со своим секретарем-англичанином
и приказал вносить вещи прямо
в кабинет князя…
Вход
в ресторан был строгий: лестница
в коврах, обставленная тропическими растениями, внизу швейцары,
и ходили сюда завтракать из своих контор главным образом московские немцы. После спектаклей здесь собирались артисты Большого
и Малого театров
и усаживались
в двух небольших
кабинетах.
В одном из них председательствовал певец А.
И. Барцал, а
в другом — литератор, историк театра
В. А. Михайловский — оба бывшие посетители закрывшегося Артистического кружка.
Принимает Елисеев скромно одетого человека
в своем роскошном
кабинете, сидя
в кресле у письменного стола,
и даже не предлагает ему сесть.
И сидит
в роскошном
кабинете вновь отделанного амбара
и наслаждается его степенство да недавнее прошлое свое вспоминает. А
в это время о миллионных делах разговаривает с каким-нибудь иностранным комиссионером.
В верхнем этаже трактира был большой
кабинет, называемый «русская изба», убранный расшитыми полотенцами
и деревянной резьбой.
И вот за этим чаем,
в пятиалтынный, вершились дела на десятки
и сотни тысяч.
И только тогда, когда кончали дело, начинали завтрак или обед, продолжать который переходили
в кабинеты.
Это был самый степенный из всех московских трактиров, кутежей
в нем не было никогда. Если уж какая-нибудь компания
и увлечется лишней чаркой водки благодаря «хренку с уксусом»
и горячей ветчине, то вовремя перебирается
в кабинеты к Бубнову или
в «Славянский базар», а то
и прямо к «Яру».
В городе был еще один русский трактир. Это
в доме Казанского подворья, по Ветошному переулку, трактир Бубнова. Он занимал два этажа громадного дома
и бельэтаж с анфиладой роскошно отделанных зал
и уютных отдельных
кабинетов.
Внизу лавки, второй этаж под «дворянские» залы трактира с массой отдельных
кабинетов, а третий, простонародный трактир, где главный зал с низеньким потолком был настолько велик, что
в нем помещалось больше ста столов,
и середина была свободна для пляски.
Еще задолго до 1905 года уютные
и сокровенные от надзора полиции
кабинеты «Голубятни» служили местом сходок
и встреч тогдашних революционеров, а
в 1905 году там бывали огромные митинги.
К известному часу подъезжали к «Голубятне» богатые купцы, но всегда на извозчиках, а не на своих рысаках, для конспирации, поднимались на второй этаж, проходили мимо ряда закрытых
кабинетов за буфет, а оттуда по внутренней лестнице пробирались
в отгороженное помещение
и занимали места вокруг арены.
Трактир «Балаклава» состоял из двух низких, полутемных залов, а вместо
кабинетов в нем были две пещеры: правая
и левая.
Остановились. Молодые люди сняли гроб
и вместо кладбища, к великому удивлению гуляющей публики, внесли
в подъезд «Яра»
и, никем не остановленные, прошли
в самый большой
кабинет, занятый молодыми людьми. Вставшего из гроба, сняв саван, под которым был модный сюртук, встретили бокалами шампанского.