Гурлянд писал под псевдонимом «Арсений Гуров» хлесткие злободневные фельетоны, либеральные, насколько было возможно либеральничать газете, выходившей под жестокой цензурой, а также писал
большие повести два раза в неделю.
Неточные совпадения
Помню такой случай: из конторы богатой фирмы Бордевиль украли двадцатипудовый несгораемый шкаф с
большими деньгами. Кража, выходящая из ряда обыкновенных: взломали двери и увезли шкаф из Столешникова переулка — самого людного места — в августе месяце среди белого дня. Полицию поставили на ноги, сыскнушка разослала агентов повсюду, дело
вел знаменитый в то время следователь по особо важным делам Кейзер, который впоследствии
вел расследование событий Ходынки, где нам пришлось опять с ним встретиться.
Главным сотрудником, по существу редактором, так как сам был полуграмотным, Морозов пригласил А.М. Пазухина, автора романов и
повестей, годами печатавшихся непрерывно в «Московском листке» по средам и пятницам. И в эти дни газетчики для розницы брали всегда
больше номеров и говорили...
Здоровенный, красивый малый, украшенный орденами, полученными во время турецкой кампании, он со всеми перезнакомился,
вел широкую жизнь, кутил и скандалил, что в особый грех тогда не ставилось, и приобрел
большую типографию в доме П.И. Шаблыкина, на углу
Большой Дмитровки и Газетного переулка.
В один из обычных мало веселых редакционных дней бегал по редакции, красный от волнения и вина, В.Н. Бестужев и наконец, выгнав всех сотрудников, остался вдвоем с Нотгафтом. Результатом беседы было то, что в газете появился, на первой и второй страницах,
большой фельетон: «Пиковая дама».
Повесть. «Пиковая дама означает тайную недоброжелательность». «Новейшая гадательная книга…»
Постепенно перешли к чтению неизбежного «Степки — растрепки», а затем мне случайно попалась
большая повесть польского писателя, кажется, Коржениовского, «Фомка из Сандомира» («Tomek Sandomierzak»).
Г. Плещеев написал довольно много: перед нами лежат два томика, в них восемь повестей; да тут еще нет «Папироски» и «Дружеских советов», напечатанных им в 1848 и 1849 гг., да нет «Пашинцева» («Русский вестник», 1859 г., № 21–23), «Двух карьер» («Современник», 1859 г., № 12) и «Призвания» («Светоч», 1860 г., № 1–2), — трех
больших повестей, напечатанных им уже после издания его книжек.
— Дело-то óпасно, — немного подумав, молвил Василий Борисыч. — Батюшка родитель был у меня тоже человек торговый, дела
большие вел. Был расчетлив и бережлив, опытен и сметлив… А подошел черный день, смешались прибыль с убылью, и пошли беда за бедой. В два года в доме-то стало хоть шаром покати… А мне куда перед ним? Что я супротив его знаю?.. Нет, Патап Максимыч, не с руки мне торговое дело.
Вот Строгоновы, как получили от царя письмо, послали приказчиков еще собирать народ к себе. И
больше велели подговаривать казаков с Волги и с Дону. А в то время по Волге, по Дону казаков много ходило. Соберутся шайками по 200, 300, 600 человек, выберут атамана и плавают на стругах, перехватывают суда, грабят, а на зиму становятся городком на берегу.
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Я думаю, Антон Антонович, что здесь тонкая и
больше политическая причина. Это значит вот что: Россия… да… хочет
вести войну, и министерия-то, вот видите, и подослала чиновника, чтобы узнать, нет ли где измены.
Свекру-батюшке // Поклонилася: // Свекор-батюшка, // Отними меня // От лиха мужа, // Змея лютого! // Свекор-батюшка //
Велит больше бить, //
Велит кровь пролить…
Свекровь-матушке // Поклонилася: // Свекровь-матушка, // Отними меня // От лиха мужа, // Змея лютого! // Свекровь-матушка //
Велит больше бить, //
Велит кровь пролить…
Но таково было ослепление этой несчастной женщины, что она и слышать не хотела о мерах строгости и даже приезжего чиновника
велела перевести из
большого блошиного завода в малый.
— Да втрое
больше везут, чем телега. Так ехать за детьми? Я
велел закладывать.