Неточные совпадения
— А Перун наш, — поторопился Казаков. — Потом Мосолов ставил «Крещение Руси, или Владимир Красное Солнышко». Декорации писать стали: Перуна
сделали из огромнейшего осокоря, вырубленного в парке, да тут у барина с барыней вышла заворошка, она из ревности потребовала закрыть
театр и распустить актеров.
Театр этот назывался «народным», был основан на деньги московского купечества. Конечно, народным в настоящем смысле этого слова он не был. Чересчур высокая плата, хотя там были места от пяти копеек, а во-вторых, обилие барышников
делали его малодоступным не только для народа, но и для средней публики.
Все остальные
театры и в столицах и в провинции в это время молчали. Только предприимчивая Шкаморда ухитрялась по уездным городам и подмосковным фабрикам
делать то же, что и Вильде: ставить сцены из пьес в костюмах. Она нанимала и возила актеров.
— Приветствую вас у себя, дорогие гости, — грассировал «барин», обращаясь к К. С. Станиславскому и обводя глазами других. — Вы с высоты своего театрального Олимпа спустились в нашу театральную преисподнюю. И вы это
сделали совершенно правильно, потому что мы тоже, как и вы, люди
театра. И вы и мы служим одному великому искусству — вы как боги, мы как подземные силы… Ол pайт!
Мы двинулись по тротуару Малого
театра по направлению к «Щербакам», на Петровке против Кузнецкого моста. Этот трактир, в деревянном домике с антресолями, содержал старик Спиридон Степанович Щербаков, благодетель бедных актеров и друг всех знаменитостей артистического мира. Не успели
сделать двух шагов, как сзади звякнули шпоры и раздался голос...
Перед моим спутником стоял жандарм в пальто с полковничьими погонами, в синей холодной фуражке. Я невольно застыл перед афишей на стене
театра и
сделал вид, что читаю, — уж очень меня поразил вид жандарма: паспорта у меня еще не было, а два побега недавних — на Волге и на Дону — так еще свежи были в памяти.
Эту сторону площади изменили эти два дома. Зато другая — с Малым и Большим
театром и дом Бронникова остались такими же, как и были прежде. Только владелец Шелапутин почти незаметно
сделал в доме переделки по требованию М.В. Лентовского, снявшего под свой
театр помещение закрывшегося Артистического кружка. Да вырос на месте старинной Александровской галереи универсальный магазин «Мюр и Мерилиз» — огненная печь из стекла и железа…
Дирекция успокоилась, потому что такой состав сохранял сбор, ожидавшийся на отмененную «Злобу дня», драму Потехина, которая прошла с огромным успехом год назад в Малом
театре, но почему-то была снята с репертуара. Главную женскую роль тогда в ней играла Ермолова. В провинции «Злоба дня» тоже
делала сборы. Но особый успех она имела потому, что в ней был привлекателен аромат скандала.
Пьеса «На пороге к делу», которая шла с Ермоловой в Малом
театре,
сделала в первые дни приезда гастролеров огромный сбор и показала публику совершенно особую.
Неточные совпадения
Только когда в этот вечер он приехал к ним пред
театром, вошел в ее комнату и увидал заплаканное, несчастное от непоправимого, им произведенного горя, жалкое и милое лицо, он понял ту пучину, которая отделяла его позорное прошедшее от ее голубиной чистоты, и ужаснулся тому, что он
сделал.
Если бы кто взглянул из окошка в осеннее время и особенно когда по утрам начинаются маленькие изморози, то бы увидел, что вся дворня
делала такие скачки, какие вряд ли удастся выделать на
театрах самому бойкому танцовщику.
— Вы смотрите в
театре босяков и думаете найти золото в грязи, а там — нет золота, там — колчедан, из него
делают серную кислоту, чтоб ревнивые женщины брызгали ею в глаза своих спорниц…
— Какой ужасный город! В Москве все так просто… И — тепло. Охотный ряд, Художественный
театр, Воробьевы горы… На Москву можно посмотреть издали, я не знаю, можно ли видеть Петербург с высоты, позволяет ли он это? Такой плоский, огромный, каменный… Знаешь — Стратонов сказал: «Мы, политики, хотим
сделать деревянную Россию каменной».
— Большой, волосатый, рыжий, горластый, как дьякон, с бородой почти до пояса, с глазами быка и такой же силой, эдакое, знаешь, сказочное существо. Поссорится с отцом, старичком пудов на семь, свяжет его полотенцами, втащит по лестнице на крышу и, развязав, посадит верхом на конек. Пьянствовал, разумеется. Однако — умеренно. Там все пьют, больше
делать нечего. Из трех с лишком тысяч населения только пятеро были в Томске и лишь один знал, что такое
театр, вот как!