В два года она лишилась трех старших сыновей. Один умер блестяще, окруженный признанием врагов, середь успехов, славы, хотя и не за свое дело сложил голову. Это был молодой генерал, убитый черкесами под Дарго. Лавры не лечат
сердца матери… Другим даже не удалось хорошо погибнуть; тяжелая русская жизнь давила их, давила — пока продавила грудь.
Неточные совпадения
Христианство сначала понимало, что с тем понятием о браке, которое оно развивало, с тем понятием о бессмертии души, которое оно проповедовало, второй брак — вообще нелепость; но, делая постоянно уступки миру, церковь перехитрила и встретилась с неумолимой логикой жизни — с простым детским
сердцем, практически восставшим против благочестивой нелепости считать подругу отца — своей
матерью.
Жены их еще более горюют и с стесненным
сердцем возят в ломбард всякий год денежки класть, отправляясь в Москву под предлогом, что
мать или тетка больна и хочет в последний раз видеть.
Заставить, чтоб
мать желала смерти своего ребенка, а иногда и больше — сделать из нее его палача, а потом ее казнить нашим палачом или покрыть ее позором, если
сердце женщины возьмет верх, — какое умное и нравственное устройство!
И кто взвесил, кто подумал о том, что и что было в этом
сердце, пока
мать переходила страшную тропу от любви до страха, от страха до отчаяния, от отчаяния до преступления, до безумия, потому что детоубийство есть физиологическая нелепость.
Оттого-то ей и было так легко победить холодную Афродиту, эту Нинону Ланкло Олимпа, о детях которой никто не заботится; Мария с ребенком на руках, с кротко потупленными на него глазами, окруженная нимбом женственности и святостью звания
матери, ближе нашему
сердцу, нежели ее златовласая соперница.
Осиротевшая
мать совершенно предалась мистицизму; она нашла спасение от тоски в мире таинственных примирений, она была обманута лестью религии — человеческому
сердцу.
Отец с
матерью, родные и вся среда говорили другое, с чем ни ум, ни
сердце не согласны — но с чем согласны предержащие власти и денежные выгоды.
Мы встречали Новый год дома, уединенно; только А. Л. Витберг был у нас. Недоставало маленького Александра в кружке нашем, малютка покоился безмятежным сном, для него еще не существует ни прошедшего, ни будущего. Спи, мой ангел, беззаботно, я молюсь о тебе — и о тебе, дитя мое, еще не родившееся, но которого я уже люблю всей любовью
матери, твое движение, твой трепет так много говорят моему
сердцу. Да будет твое пришествие в мир радостно и благословенно!»
— Ну да, конечно, это все в натуре вещей, — промолвил Василий Иваныч, — только лучше уж в комнату пойдем. С Евгением вот гость приехал. Извините, — прибавил он, обращаясь к Аркадию, и шаркнул слегка ногой, — вы понимаете, женская слабость; ну, и
сердце матери…
Только лишь поставят на ноги молодца, то есть когда нянька станет ему не нужна, как в
сердце матери закрадывается уже тайное желание приискать ему подругу — тоже поздоровее, порумянее.
Сердце матери дрожало от этого помышления, кровью обливалось и слезами, хотя в то же время что-то и шевелилось внутри этого сердца, вдруг говорившее ей: «А чем бы князь не такой, какого вам надо?» Ну, вот эти-то возражения собственного сердца и были всего хлопотливее для Лизаветы Прокофьевны.
Неточные совпадения
— Пришел я из Песочного… // Молюсь за Дему бедного, // За все страдное русское // Крестьянство я молюсь! // Еще молюсь (не образу // Теперь Савелий кланялся), // Чтоб
сердце гневной
матери // Смягчил Господь… Прости! —
Запомнил Гриша песенку // И голосом молитвенным // Тихонько в семинарии, // Где было темно, холодно, // Угрюмо, строго, голодно, // Певал — тужил о матушке // И обо всей вахлачине, // Кормилице своей. // И скоро в
сердце мальчика // С любовью к бедной
матери // Любовь ко всей вахлачине // Слилась, — и лет пятнадцати // Григорий твердо знал уже, // Кому отдаст всю жизнь свою // И за кого умрет.
— Как не думала? Если б я была мужчина, я бы не могла любить никого, после того как узнала вас. Я только не понимаю, как он мог в угоду
матери забыть вас и сделать вас несчастною; у него не было
сердца.
— Есть о ком думать! Гадкая, отвратительная женщина, без
сердца, — сказала
мать, не могшая забыть, что Кити вышла не за Вронского, a зa Левина.
— Нет, об этом самом. И поверь, что для меня женщина без
сердца, будь она старуха или не старуха, твоя
мать или чужая, не интересна, и я ее знать не хочу.