— Вы
попали не в бровь, а прямо в глаз! — воскликнул Неелов. — Супружество гнетет его! Отныне он должен быть занят только своей женой; прекрасные молодые девушки теперь больше не для него; разве только те, которые играют в карты, могут еще интересовать его.
— Что ты делаешь, что собираешься жечь? — сказал он и подошел к портрету. — Помилуй, это одно из самых лучших твоих произведений. Это ростовщик, который недавно умер; да это совершеннейшая вещь. Ты ему просто
попал не в бровь, а в самые глаза залез. Так в жизнь никогда не глядели глаза, как они глядят у тебя.
Неточные совпадения
— Замечай за Верой, — шепнула бабушка Райскому, — как она слушает! История
попадает —
не в бровь, а прямо
в глаз. Смотри, морщится, поджимает губы!..
При входе шумливой ватаги толстяк нахмурил было
брови и поднялся с места; но, увидав
в чем дело, улыбнулся и только велел
не кричать:
в соседней, дескать, комнате охотник
спит.
Тетка покойного деда рассказывала, — а женщине, сами знаете, легче поцеловаться с чертом,
не во гнев будь сказано, нежели назвать кого красавицею, — что полненькие щеки козачки были свежи и ярки, как мак самого тонкого розового цвета, когда, умывшись божьею росою, горит он, распрямляет листики и охорашивается перед только что поднявшимся солнышком; что
брови словно черные шнурочки, какие покупают теперь для крестов и дукатов девушки наши у проходящих по селам с коробками москалей, ровно нагнувшись, как будто гляделись
в ясные очи; что ротик, на который глядя облизывалась тогдашняя молодежь, кажись, на то и создан был, чтобы выводить соловьиные песни; что волосы ее, черные, как крылья ворона, и мягкие, как молодой лен (тогда еще девушки наши
не заплетали их
в дрибушки, перевивая красивыми, ярких цветов синдячками),
падали курчавыми кудрями на шитый золотом кунтуш.
Время любви прошло, распухшая кожа на шее косачей
опадает,
брови прячутся, перья лезут… пора им
в глухие, крепкие места,
в лесные овраги; скоро придет время линять, то есть переменять старые перья на новые: время если
не болезни, то слабости для всякой птицы.
Аграфене случалось пить чай всего раза три, и она
не понимала
в нем никакого вкуса. Но теперь приходилось глотать горячую воду, чтобы
не обидеть Таисью.
Попав с мороза
в теплую комнату, Аграфена вся разгорелась, как маков цвет, и Таисья невольно залюбовалась на нее; то ли
не девка, то ли
не писаная красавица:
брови дугой, глаза с поволокой, шея как выточенная, грудь лебяжья, таких, кажется, и
не бывало
в скитах. У Таисьи даже захолонуло на душе, как она вспомнила про инока Кирилла да про старицу Енафу.