Неточные совпадения
При этом же офицере,
что теперь
ведет партию,
что хошь тащи, только чтобы было всегда все исправно, да по прибытии на место в Киев, Одессу или Брест, чтобы ничего
не было заметно, а в пути дебоширь сколько хочешь…
— Ну, перестань плакать, теперь слезами
не поможешь, да и ничего опасного для себя я
не вижу в моем аресте, — старался успокоить ее Савин, — пока нет требования о выдаче меня от русской судебной власти. За ношение чужого имени
не Бог
весть какое наказание: недели две ареста, так
что я могу быть освобожден раньше, нежели что-нибудь придет из России.
— Положим, — смеясь продолжал он, — в наш век за это именно надо благодарить больше всего, но
не вас… Вы, видимо,
не от мира сего. Я благодарю вас за радостную, воскрешающую меня
весть и за то,
что вы
не отстранили от себя участие в деле, где замешан я, считающийся «притчей во языцех» целой Европы, почти целого мира…
— Ходят слухи, — продолжал муж,
не обратив внимания на привычный для него эпитет со стороны супруги, —
что эта певица
ведет жизнь далеко
не безупречную, и кто знает,
что может случиться с Ольгой, если она будет бывать у нее.
И дамы, и кавалеры
вели себя безукоризненно сдержано, так как знали от хозяйки,
что у нее в этот день будет молодая особа,
не имеющая никакого понятия об их удовольствиях.
— Нет, я говорю совершенно серьезно… Я
не могу
вести дело с человеком, которого можно обмануть. Я убежден,
что он тоже может обмануть.
На другое утро Маша снова
не пустила Елизавету Петровну к Любовь Аркадьевне, говоря,
что та хотела хорошенько выспаться и
не велела будить себя.
В Москве они
вели веселую жизнь. Николай Герасимович счастливо играл,
что вместе с полученным им остатком его состояния позволяло ему
не отказывать ни в
чем ни себе, ни Мадлен де Межен.
— Клянусь тебе, я сам ничего
не понимаю! С Ольгой Ивановной я
вел себя, как брат. Бывали случаи,
что я бесился на тебя за твою холодность и старался заставить тебя ревновать, но с тех пор, как понял,
что ты слишком чиста и высока для ревности, я
веду себя так же честно.
Бог
весть,
что было бы с ней, если бы за нее
не вступилась прибежавшая на крик брюнетка.
На другой день утром Елизавета Петровна Дубянская, однако, все-таки поехала к Сергею Павловичу, но
не застала его дома. Ей сказали,
что он будет
не ранее шести часов вечера. С этою
вестью она вернулась домой.
Авторитет этот был далеко
не силен, а строгость вбила «дурь» только еще глубже, а
не выбила наружу. Настойчивость и поспешность со стороны Усовой
повела лишь к тому,
что Вера Семеновна на одно из писем Савина, предлагавшего бежать к нему, ответила согласием отдаться под его покровительство.
Не будучи в состоянии забыть вчерашнее роковое «зачем», Неволин
вел себя более,
чем сдержанно, и начал беседу с графиней только как с пациенткой.
Кабы была жива родимая матушка, побежала бы она к ней, как бывало, прижала бы к ее груди свое зардевшееся личико, передала бы ей, что томит ее что-то неведомое,
не весть что под сердце подкатывается, невесть какие мысли в голове ходуном ходят, спать ей не дают, младешеньке.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну
что ты? к
чему? зачем?
Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну
что ты нашла такого удивительного? Ну
что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее.
Не похоже,
не похоже, совершенно
не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я
не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь
вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать,
что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к тебе в дом целый полк на постой. А если
что,
велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, —
не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а вот ты у меня, любезный, поешь селедки!»
Приготовь поскорее комнату для важного гостя, ту,
что выклеена желтыми бумажками; к обеду прибавлять
не трудись, потому
что закусим в богоугодном заведении у Артемия Филипповича, а вина
вели побольше; скажи купцу Абдулину, чтобы прислал самого лучшего, а
не то я перерою весь его погреб.
— Филипп на Благовещенье // Ушел, а на Казанскую // Я сына родила. // Как писаный был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь черная у соболя, // У соболя сибирского, // У сокола глаза! // Весь гнев с души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, // Как солнышко весеннее // Сгоняет снег с полей… //
Не стала я тревожиться, //
Что ни
велят — работаю, // Как ни бранят — молчу.
Пошли порядки старые! // Последышу-то нашему, // Как на беду, приказаны // Прогулки.
Что ни день, // Через деревню катится // Рессорная колясочка: // Вставай! картуз долой! // Бог
весть с
чего накинется, // Бранит, корит; с угрозою // Подступит — ты молчи! // Увидит в поле пахаря // И за его же полосу // Облает: и лентяи-то, // И лежебоки мы! // А полоса сработана, // Как никогда на барина //
Не работал мужик, // Да невдомек Последышу, //
Что уж давно
не барская, // А наша полоса!