Неточные совпадения
—
Что замышляешь ты сказать мне? — озабоченно спросила она,
не поняв, или
не желая понять его намеков. — Или худой оборот приняли наши дела, или мало людей на нашей стороне? Возьми же все золото мое, закидай им народ,
вели от моего имени выкатить ему из подвала вино и мед…
Чего же еще?
Не изменил ли кто?
—
Повели, боярыня, на кого нам?
Что начать?.. Вольные новгородцы
не посрамят себя!..
— Вот эта наша, светленькая-то, — прибавил Савелий, перевертывая резань и любуясь ею, — а эти медяшки-то Бог
весть какие; те же пула, да
не те, на них и грамотей
не разберет всех каракулек. А
что, боярин, — продолжал он, обратясь к Захарию, — должно быть, издалека эти кружки?
— Вот то-то, боярин, сами вы напросились на нелюбое слово. Я говорил,
что на всякого
не приберешь нравную
весть. Однако за
что же ты застеняешь крамольников, — они кругом виноваты, в них, видно, и кровинки русской нет, а то бы они
не променяли своих на чужих,
не стали бы якшаться да совет держать с иноверною Литвою! Мы холопы, а тоже кое-что смекаем; я
не один, вся Москва знает, о
чем теперь помышляет князь наш.
Но за несколько верст от Москвы крест ему
велели спрятать; невеста, как вступила в Москву, так и объявила,
что никогда
не изменяла православию, — и в тот же день, 12 ноября 1471 года, была обвенчана с Иоанном Васильевичем в Успенском соборе митрополитом.
— В руцех у Него милостей много.
Не нам судить и разбирать, к
чему ведет Его святой промысел. Нам остается верить только,
что все идет к лучшему, — сказал князь Иван, указывая рукой на кроткий лик Спасителя, в ярко горящем золотом венце, глядевший на собеседников из переднего угла светлицы.
— Да так, к слову пришлось. А теперь, когда я доподлинно знаю,
что слова мои
не сочтешь за язык трусости, я далее
поведу речь свою. Широки здесь края гарцевать молодцам, много можно побрать золота, вино льется рекой, да и в красотках нет недостатка, но в родимых теремах и солнышко ярче, и день светлее, да и милые милей. Брат Чурчило, послушайся приятеля, твоего верного собрата и закадычного друга: воротимся.
— Сохрани ее до меня только. Я вырвал ее из когтей судьбы для себя. С самой судьбой ратовал я и хотел хоть перед концом жизни назвать ее моею. Она моя теперь! Кто говорит,
что нет?.. Я сейчас бегу к Иоанну. Если возвращусь с добрыми
вестями — поставлю с себя ростом свечку угоднику Божию Николе, а если нет —
не дамся в руки живой, да и Настасью живую
не отдам. Если же совсем
не возвращусь, то отслужи по мне панихиду вслед за благодарственным послебрачным молебном.
— Как бы, кажется, не согласиться! Это
не весть что такое! — произнес с некоторым раздумьем Савелий Власьев. — Только сумеют ли они, ваше превосходительство, — вот что опасно… Не соврали бы чего и пустяков каких-нибудь не наговорили.
Кабы была жива родимая матушка, побежала бы она к ней, как бывало, прижала бы к ее груди свое зардевшееся личико, передала бы ей, что томит ее что-то неведомое,
не весть что под сердце подкатывается, невесть какие мысли в голове ходуном ходят, спать ей не дают, младешеньке.
— Может, у вас там с графиней все и по хорошему, по чести и по-божески, да на людской роток не накинешь платок, в городе
не весть что про вас болтают, а граф не из таких, чтобы вынести позор своей фамилии…
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну
что ты? к
чему? зачем?
Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну
что ты нашла такого удивительного? Ну
что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее.
Не похоже,
не похоже, совершенно
не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я
не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь
вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать,
что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к тебе в дом целый полк на постой. А если
что,
велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, —
не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а вот ты у меня, любезный, поешь селедки!»
Приготовь поскорее комнату для важного гостя, ту,
что выклеена желтыми бумажками; к обеду прибавлять
не трудись, потому
что закусим в богоугодном заведении у Артемия Филипповича, а вина
вели побольше; скажи купцу Абдулину, чтобы прислал самого лучшего, а
не то я перерою весь его погреб.
— Филипп на Благовещенье // Ушел, а на Казанскую // Я сына родила. // Как писаный был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь черная у соболя, // У соболя сибирского, // У сокола глаза! // Весь гнев с души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, // Как солнышко весеннее // Сгоняет снег с полей… //
Не стала я тревожиться, //
Что ни
велят — работаю, // Как ни бранят — молчу.
Пошли порядки старые! // Последышу-то нашему, // Как на беду, приказаны // Прогулки.
Что ни день, // Через деревню катится // Рессорная колясочка: // Вставай! картуз долой! // Бог
весть с
чего накинется, // Бранит, корит; с угрозою // Подступит — ты молчи! // Увидит в поле пахаря // И за его же полосу // Облает: и лентяи-то, // И лежебоки мы! // А полоса сработана, // Как никогда на барина //
Не работал мужик, // Да невдомек Последышу, //
Что уж давно
не барская, // А наша полоса!