«Конечно, — думал «его превосходительство», — он не явится обличителем и грозным судьей над Дарьей Николаевной, что будет равносильно признанию отсутствия в нем проницательности, качества, которым он так дорожил и которое
считал главным основанием сделанной им блестящей карьеры».
Неточные совпадения
Дарье Николаевне Салтыковой не довелось поглядеть на свою приемную дочь Машу в людской избе, не удалось полюбоваться на нее, одетую в грубую паневу, а
главное, не удалось еще раз разделаться с ней, сорвать на ней клокотавшую в ее душе зверскую злобу за бегство Кости от ее любви, бегство, которое она
считала не только насмешкой, но, в ослеплении бешенства, даже устроенный по уговору с этой ненавистной теперь ей Маши.
«Черт знает, ничего тут не понимаю!» — думал между тем инженер, в самом деле поставленный в недоумение: Груню он
считал главной и единственною виновницею того, что Вихров не делал предложения его сестре.
Беллетристика поглощает собою всю остальную литературу; журналы, в которых сосредоточивается теперь наша литература,
считают главным своим отделом изящную словесность; книжка журнала без повести или романа — в наше время так же невозможна, как, бывало, составление альманаха без стихотворений.
Неточные совпадения
Сама же таинственная прелестная Кити не могла любить такого некрасивого, каким он
считал себя, человека и,
главное, такого простого, ничем не выдающегося человека.
Некрасивого, доброго человека, каким он себя
считал, можно, полагал он, любить как приятеля, но чтобы быть любимым тою любовью, какою он сам любил Кити, нужно было быть красавцем, а
главное — особенным человеком.
Он не мог согласиться с этим, потому что и не видел выражения этих мыслей в народе, в среде которого он жил, и не находил этих мыслей в себе (а он не мог себя ничем другим
считать, как одним из людей, составляющих русский народ), а
главное потому, что он вместе с народом не знал, не мог знать того, в чем состоит общее благо, но твердо знал, что достижение этого общего блага возможно только при строгом исполнении того закона добра, который открыт каждому человеку, и потому не мог желать войны и проповедывать для каких бы то ни было общих целей.
И чтобы не осуждать того отца, с которым он жил и от которого зависел и,
главное, не предаваться чувствительности, которую он
считал столь унизительною, Сережа старался не смотреть на этого дядю, приехавшего нарушать его спокойствие, и не думать про то, что он напоминал.
— Вот что, Дуня, — начал он серьезно и сухо, — я, конечно, прошу у тебя за вчерашнее прощения, но я долгом
считаю опять тебе напомнить, что от
главного моего я не отступаюсь. Или я, или Лужин. Пусть я подлец, а ты не должна. Один кто-нибудь. Если же ты выйдешь за Лужина, я тотчас же перестаю тебя сестрой
считать.