Неточные совпадения
Был установлен один общий стол для
государя, его семейства и близких особ, и другой — кавалерский, для прочих дежурных чиновников и офицеров. Отдавая это приказание,
император сказал следующие знаменательные слова...
Император Павел — первый из
государей, до торжественного въезда в Москву, оставался в Петровском дворце, построенном Екатериной II.
По совершении чина коронования,
император, стоя на престоле, во всеуслышание прочитал фамильный акт о престолонаследии, где он, между прочим, первый из русских
государей, официально называет себе главою церкви.
Войдя в залу и сделав
императору три глубокие поклона, граф Литта начал приветственную речь на французском языке, в которой благодарил
государя за оказанное им расположение к мальтийскому рыцарству и просил Павла Петровича объявить себя покровителем ордена святого Иоанна Иерусалимского.
Известие о приеме, оказанном ему со стороны русского
государя, произвело на Мальте неописуемый восторг, а европейские газеты заговорили о великодушном поступке русского
императора и его сочувствии к мальтийскому ордену, как о важном признаке направления русской политики.
Но так как любимцу
государя были известны тайные соглядатаи
императора, то он сумел воспользоваться и ими, чтобы доводить — по-видимому самым естественным образом — до ушей
государя многочисленное восхваление человека, которому желали дать место.
Еще в 1796 году
император приказал построить его на месте, где находился Летний дворец императрицы Елизаветы, «в третьем саду». Дворец этот сохранялся только как последний памятник Елизаветинской эпохи. Все, основанные этой государыней дворцы, в царствование Екатерины обращены в богоугодные и другие заведения. С постройкою Михайловского замка, по повелению
государя, спешили.
— Я вхожу сюда, — сказал Павел Петрович окружавшим его лицам, — не так, как входил со мною в Брюнне
император Иосиф в монастырь этих почтенных господ. Первое слово
императора было; «Эту комнату взять для больных, эту — для госпитальной провизии». Потом он приказал привести к нему настоятеля монастыря, и когда тот явился, обратился к нему с вопросом: «Когда же вы удалитесь отсюда?» Я же, — заключил
государь, — поступаю совершенно иначе, хотя я еретик, а Иосиф был римско-католический
император.
«Теперь же, к прискорбию моему, — продолжал
государь, — я вижу что мысль эта была ошибочна, и что Россия должна выходить на бой, с оружием в руках против врагов общественного порядка, не дожидаясь не только нападения, но даже малейшего вызова с их стороны, и я для уничтожения гибельных революционных стремлений, воспользуюсь этою властью и теми средствами, которыми располагаю, как самодержавный русский
император».
Не скрою от вас, откровенность за откровенность, что кроме личных дел мальтийского ордена, былая слава которого, положенная к стопам такого могущественного монарха, как русский
император, воскресла бы и зажглась бы снова, католический мир заинтересован в принятии русским
государем звания великого магистра католического ордена, как в важном шаге в деле соединения церквей.
Аббат Грубер догадывался, что за последнее время около
императора находятся лица, не слишком благосклонные к обществу Иисуса, и что они стараются внушить
государю недоверие к этому учреждению, выставляя те опасности, какие могут угрожать России, вследствие участия иезуитов в воспитании русского юношества. [Е. Карнович, «Мальтийские рыцари в России».]
Он полагал, что верховное предводительство над орденом лучше всего предоставить русскому
императору, который уже выразил с своей стороны такое горячее сочувствие к судьбам ордена и что, поэтому, следует просить его величество о возложении на себя звания великого магистра, если только
государю угодно будет выразить на это свое согласие.
Граф Литта, главный виновник столь приятного для
государя события, оттеснил всех прежних любимцев
императора, за исключением графа Ивана Павловича Кутайсова, и получил огромное значение при русском дворе.
Тогда аббат Грубер и его партия, в составе которой было, как мы знаем, не мало приближенных к
государю лиц, начали стараться выставить митрополита до того забывшегося в упоении своей духовной власти, что он осмеливался будто бы не подчиняться повелениям и указам
императора.
При
императоре Павле лица, не имевшие к нему постоянного доступа и желавшие просить его о чем-нибудь или объясниться с ним по какому-нибудь делу, должны были, по утрам в воскресенье, являться во дворец и ожидать в приемной зале, смежной с Церковью, выхода оттуда
государя по окончанию обедни.
Каждый из желавших объясниться с
государем, имел право являться в приемную три воскресенья с ряду, но если в эти три раза
государь делал вид, что он не замечает просителя или просительницы, то дальнейшее их появление в его воскресной приемной не только было бесполезно, но и могло навлечь на них негодование
императора.
— Нет, тысячу раз нет… До сих пор я оказывал вам, как вы утверждаете, милость исполнением ваших просьб, теперь я окажу ее вам неисполнением… И это будет опять справедливо, потому что ваше настоящее желание нелепо и противоестественно… Как ваш
государь, я запрещаю вам думать о монастыре и об отказе от состояния, которое ваше по праву, которое вы заслужили перенесенными страданиями… Слышите, я приказываю это вам, как
император… Подумайте о вашем ребенке…
Эта причина крылась в раздражении Павла Петровича против мальтийского ордена вообще, и граф, как первый втянувший
государя в дело покровительства ордену и принятия тяготившего теперь
императора титула великого магистра, стал неприятен
государю.
Аббат Гавриил Грубер, избранный в начале царствования
императора Александра I «генералом» восстановленного в России ордена иезуитов, погиб в огне в ночь на 26 марта 1805 года, во время страшного пожара дома католической церкви, где он жил после изгнания из этого дома митрополита Сестренцевича, возвращенного новым
государем из ссылки и снова ставшего во главе католической церкви в России.