Неточные совпадения
Посещали
царские посланцы с грамотами, и хотя Строгановы, по смыслу первых
царских грамот, не обязаны были ни возить, ни кормить государевых
послов, ехавших из Москвы в Сибирь и обратно, но по исконному русскому гостеприимству всегда были рады заезжему человеку, вносившему все же некоторое разнообразие в их далеко не разнообразное житье-бытье.
— Как нет! А посол-то
царский, что летось приезжал с грамотой? Тогда еще Семен Аникич говорил, как ты ему со взгляду и полюбилася, только и речи у него было, что о тебе,
после того как увидел тебя при встрече… И теперь переписывается с Семеном Иоаникиевичем грамотами, все об тебе справляется… Видела я его тогда, из себя молодец, красивый, высокий, лицо бело-румяное, бородка пушистая, светло-русая, глаза голубые, ясные… Болтала и ты тогда, что он тебе по нраву пришелся… Он — твой суженый…
Народ не входил в подробности — его соблазняло необыкновенное
царское уважение, проявляемое к римскому
послу. Страхи его, однако, оказались напрасными.
Да простят мне дорогие читатели то небольшое историческое отступление от нити рассказа, необходимое для того, чтобы определить настроение русского царя и народа
после несчастного окончания войны и невыгодного мира с Польшею, заключенного с потерею многих областей. Взамен этих областей, к понятной радости царя и народа, явилось целое Царство сибирское, завоеванное Ермаком Тимофеевичем, подвигнутым на это славное дело ожиданием
царского прощения и любовью к Ксении Яковлевне Строгановой!
— Ноне я переменил свои мысли, — со вздохом заговорил Семен Иоаникиевич, — согласен я на брак их только
после того, как получит он
царское прощение. Как, Никита?
К счастью, это была последняя тревога. Через каких-нибудь две недели все разъяснилось. Иван Кольцо с товарищами, московскими воеводами и
царскими войсками подошел к хоромам Строгановых. Здесь встретили прибывших хлебом и солью. Князя Болховского, Ивана Глухова и
послов Ермаковых приняли в парадных горницах. Там и рассказал Иван Кольцо радостные московские вести.
Неточные совпадения
— В комендантском, — отвечал казак. —
После обеда батюшка наш отправился в баню, а теперь отдыхает. Ну, ваше благородие, по всему видно, что персона знатная: за обедом скушать изволил двух жареных поросят, а парится так жарко, что и Тарас Курочкин не вытерпел, отдал веник Фомке Бикбаеву да насилу холодной водой откачался. Нечего сказать: все приемы такие важные… А в бане, слышно, показывал
царские свои знаки на грудях: на одной двуглавый орел величиною с пятак, а на другой персона его.
Казалось, служа в гвардейском, близком к
царской фамилии полку, Масленникову пора бы привыкнуть к общению с
царской фамилией, но, видно, подлость только усиливается повторением, и всякое такое внимание приводило Масленникова в такой же восторг, в который приходит ласковая собачка
после того, как хозяин погладит, потреплет, почешет ее за ушами.
Московский университет вырос в своем значении вместе с Москвою
после 1812 года; разжалованная императором Петром из
царских столиц, Москва была произведена императором Наполеоном (сколько волею, а вдвое того неволею) в столицы народа русского.
После царского проезда он рассказал несколько анекдотов.
Нечего и говорить уже о разных его выходках, которые везде повторялись; например, однажды в
Царском Селе Захаржевского медвежонок сорвался с цепи от столба, [
После этого автором густо зачеркнуто в рукописи несколько слов.] на котором устроена была его будка, и побежал в сад, где мог встретиться глаз на глаз, в темной аллее, с императором, если бы на этот раз не встрепенулся его маленький шарло и не предостерег бы от этой опасной встречи.