Неточные совпадения
— Казанские… Есть Уфимские, Самарские… — неохотно ответил маленький белобрысый
солдат. На его
груди, из-под повязанного через плечо полотнища палатки, торчал огромный ситный хлеб.
Возвращали в строй
солдат, еле еще ходивших после перенесенного тифа; возвращали хромых, задыхающихся, с простреленною навылет
грудью, могущих с трудом поднять сведенную от раны руку до уровня плеча.
Бледный казак с простреленною
грудью трясся на верху нагруженной двуколки, цепляясь слабеющими руками за веревки поверх брезента. Два
солдата несли на носилках офицера с оторванною ногою.
Солдаты были угрюмы и смотрели в землю. Офицер, с безумными от ужаса глазами, обращался ко всем встречным офицерам и врачам...
Рассказывали, — и если даже это неправда, то характерна самая возможность таких рассказов, — будто Линевич, обходя госпиталь, повесил георгиевский крест на
грудь тяжело раненному
солдату,
солдата же этого, как оказалось, пристрелил его собственный ротный командир за отказ идти в атаку.
Во Владивостоке артиллерийский капитан Новицкий встретился на улице с
солдатом: два Георгия на
груди, руки в бока, в зубах папироска.
Как будто Наполеон знал, что для того, чтоб навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтоб его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до
груди солдата.
Неточные совпадения
В это время к толпе подъехала на белом коне девица Штокфиш, сопровождаемая шестью пьяными
солдатами, которые вели взятую в плен беспутную Клемантинку. Штокфиш была полная белокурая немка, с высокою
грудью, с румяными щеками и с пухлыми, словно вишни, губами. Толпа заволновалась.
В тусклом воздухе закачались ледяные сосульки штыков, к мостовой приросла группа
солдат; на них не торопясь двигались маленькие, сердитые лошадки казаков; в середине шагал, высоко поднимая передние ноги, оскалив зубы, тяжелый рыжий конь, — на спине его торжественно возвышался толстый, усатый воин с красным, туго надутым лицом, с орденами на
груди; в кулаке, обтянутом белой перчаткой, он держал нагайку, — держал ее на высоте
груди, как священники держат крест.
Он усмехался с ироническим сожалением. В нем явилось нечто важное и самодовольное; ходил он медленно, выгибая
грудь, как
солдат; снова отрастил волосы до плеч, но завивались они у него уже только на концах, а со щек и подбородка опускались тяжело и прямо, как нитки деревенской пряжи. В пустынных глазах его сгустилось нечто гордое, и они стали менее прозрачны.
— Левой! Левой! — хрипло советовал им высокий
солдат с крестом на
груди, с нашивками на рукаве, он прихрамывал, опирался на толстую палку. Разнообразные лица мелких людей одинаково туго натянуты хмурой скукой, и одинаково пусты их разноцветные глаза.
— Я
солдат! Понимаешь? — отчаянно закричал медник, ударив себя кулаком в
грудь, как в доску, и яростно продолжал: — Служил ему два срока, унтер, — ну? Так я ему… я его…