Чтоб такою безнадежностью обставить устремления воли, как это
делала трагедия, она должна была откапывать в мифологии, как указывает Аристотель, определенные семейства, отмеченные совершенно неправдоподобною обреченностью.
Неточные совпадения
И вот
трагедия «обрабатывает» мифы,
делает еще более жестокими и безысходными условия, в которых действует мифический герой, запирает для его воли все выходы.
Однако глубокое благородство, которым дышит эсхилова
трагедия,
делает совершенно невозможным такое предположение.
Возможно, что в каждом отдельном случае
трагедия смягчает и разряжает страх и сострадание; тем не менее, в общем они могли бы увеличиваться под действием
трагедии, так что в целом
трагедия делала бы людей более трусливыми и сантиментальными.
На наших глазах один за другим отпадают все признаки, которые
делают Диониса именно Дионисом. Вместо безвольного слияния с «Первоединым» Ницше страстно и настойчиво требует теперь от человека воли, действия, борьбы за свой собственный счет, призывает людей к «верности земле», чтоб возвращен был земле ее смысл, чтоб человек гордо нес на земле свою земную голову и
делал дело земли. В «Рождении
трагедии» возвратить дионисического человека к делу земли мог только Аполлон своею «иллюзией».
Опять, как в юношескую пору, перед Ницше встали оба великих бога — Дионис и забытый было Аполлон. И теперь их уже нельзя было примирить и соединить в «братском союзе», как
сделал Ницше в «Рождении
трагедии». Там он этого достиг тем, что превратил Аполлона в какую-то ширму, в цветное стеклышко, умеряющее нестерпимый для смертного глаза блеск дионисовой стихии.
— Молчать! Какое тут право? Понимаете ли вы, что это может кончиться трагически? Понимаете ли, что старик, который любит жену, может с ума сойти, когда увидит, как вы будете вылезать из-под кровати? Но нет, вы неспособны
сделать трагедии! Когда вы вылезете, я думаю, всяк, кто посмотрит на вас, захохочет. Я бы желал вас видеть при свечках; должно быть, вы очень смешны.
Неточные совпадения
Смысл мировой истории не в благополучном устроении, не в укреплении этого мира на веки веков, не в достижении того совершенства, которое
сделало бы этот мир не имеющим конца во времени, а в приведении этого мира к концу, в обострении мировой
трагедии, в освобождении тех человеческих сил, которые призваны совершить окончательный выбор между двумя царствами, между добром и злом (в религиозном смысле слова).
Основа совершенства и добра — в свободе, в свободной любви к Богу, в свободном соединении с Богом, а этот характер всякого совершенства и добра, всякого бытия
делает неизбежным мировую
трагедию.
«Таких людей не бывает! — подумал огорченный и изумленный Александр, — как не бывает? да ведь герой-то я сам. Неужели мне изображать этих пошлых героев, которые встречаются на каждом шагу, мыслят и чувствуют, как толпа,
делают, что все
делают, — эти жалкие лица вседневных мелких
трагедий и комедий, не отмеченные особой печатью… унизится ли искусство до того?..»
— Нет, уж я это знаю… оставь. Теперь одно спасенье — бежать. Все великие люди в подобных случаях так
делали… Только дело в том, что и для
трагедии нужны деньги, а у меня, кроме нескольких крейцеров и кредита в буфете, ничего нет.
Я сейчас же забыл о Пепкиной
трагедии и вспомнил о ней только в антракте, когда гулял под руку с Александрой Васильевной в трактирном садике. Любочка сидела на скамейке и ждала… Я узнал ее, но по малодушию
сделал вид, что не узнаю, и прошел мимо. Это было бесцельно-глупо, и потом мне было совестно. Бедная девушка, вероятно, страдала, ожидая возвращения коварного «предмета». Александра Васильевна крепко опиралась на мою руку и в коротких словах рассказала свою биографию.