То же и в гостях, когда где-нибудь встречались, она сначала еле разговаривала, сдвигала брови, как будто я ее чем-нибудь обидел, и только постепенно
становилась милой и ласковой.
Неточные совпадения
Я спросил Катю, будут они завтра на балу у Занфтлебен? Она сказала, — будут. Я пригласил ее на первую кадриль, а Наташу на вторую. И каждый день почти мы
стали с ними видеться. И
стали они все три для меня не просто знакомыми, даже не просто хорошенькими, а
милыми, близкими. Когда они были в танцевальной зале, все
становилось светлым, значительным и радостным.
После ужина начали играть в разные игры. Папа
стал играть вместе с нами. Я был в ударе до вдохновения, до восторга. Острил, смеялся. Чувствовал, как я всем нравлюсь и как мне все барышни нравятся, особенно три Конопацкие. Какие
милые! Какие
милые! И Люба, и Катя, и Наташа.
Город унылый и думы унылые…
Целую ночь я сегодня не спал.
Старые образы, образы
милыеВновь пробудились с чарующей силою,
Вновь я безумно всю ночь промечтал.
Нынче проснулся, — досадно и больно.
Вновь прикоснулась насмешка уж к ним.
Слезы к глазам приступают невольно,
Пусто и в мыслях и в сердце… Довольно!
Сам уж себе
становлюсь а смешным.
Все
милее мне
становилась ее младшая сестренка Маруся.
И каждое слово ее письма
становилось теперь для меня значительным, незабываемо-милым, и сладко волновала подпись: «твоя».
Ну, разве от одной этой подробности образ «стальной революционерки» Веры Фигнер не
становится живее, ближе и
милее?
И почтительно-свысока, тем же снисходительным тоном, каким взрослые люди говорят с очень
милым, но малопонятливым ребенком, Г.
стал излагать Толстому прописные истины о благах политической свободы.
Это был типический московский «
милый человек», доктор по женским болезням, писавший очень хорошие критические
статьи по вопросам живописи и театра под псевдонимом Сергей Глаголь.
Но в Вере Николаевне, — в этом великолепном экземпляре сокола в человеческом образе, — меньше всего было чего-нибудь от московского «
милого человека». Она не
стала растерянно бегать глазами, не
стала говорить, что для него, к сожалению, не найдется места и т. п. Она подняла голову и решительно, раздельно ответила...
В первые минуты Самгину показалось, что она
стала милее и что поездка за границу сделала ее еще более русской; ее светлые голубые глаза, румяные щеки, толстая коса льняного цвета и гладко причесанная голова напоминали ему крестьянских девушек.
Она только удвоила ласки, но не умышленно, не притворно — с целью только скрыть свой суд или свои чувства. Она в самом деле была нежнее, будто Вера
стала милее и ближе ей после своей откровенности, даже и самого проступка.
Это именно она достигла того, что квартира Лихонина очень скоро
стала милым, тихим центром, где чувствовали себя как-то просто, по-семейному, и отдыхали душою после тяжелых мытарств, нужды и голодания все товарищи Лихонина, которым, как и большинству студентов того времени, приходилось выдерживать ожесточенную борьбу с суровыми условиями жизни.
И новыми предстали люди, по-новому милыми и прелестными показались они его просветленному взору. Паря над временем, он увидел ясно, как молодо человечество, еще вчера только зверем завывавшее в лесах; и то, что казалось ужасным в людях, непростительным и гадким, вдруг
стало милым, — как мило в ребенке его неумение ходить походкою взрослого, его бессвязный лепет, блистающий искрами гениальности, его смешные промахи, ошибки и жестокие ушибы.
Неточные совпадения
Еремеевна. Ах, Создатель, спаси и
помилуй! Да кабы братец в ту ж минуту отойти не изволил, то б я с ним поломалась. Вот что б Бог не поставил. Притупились бы эти (указывая на ногти), я б и клыков беречь не
стала.
И как ни белы, как ни прекрасны ее обнаженные руки, как ни красив весь ее полный
стан, ее разгоряченное лицо из-за этих черных волос, он найдет еще лучше, как ищет и находит мой отвратительный, жалкий и
милый муж».
— Что, Кати нет? — прохрипел он, оглядываясь, когда Левин неохотно подтвердил слова доктора. — Нет, так можно сказать… Для нее я проделал эту комедию. Она такая
милая, но уже нам с тобою нельзя обманывать себя. Вот этому я верю, — сказал он и, сжимая стклянку костлявой рукой,
стал дышать над ней.
— Ну, разумеется, — быстро прервала Долли, как будто она говорила то, что не раз думала, — иначе бы это не было прощение. Если простить, то совсем, совсем. Ну, пойдем, я тебя проведу в твою комнату, — сказала она вставая, и по дороге Долли обняла Анну. —
Милая моя, как я рада, что ты приехала. Мне легче, гораздо легче
стало.
Сонно улыбаясь, всё с закрытыми глазами, он перехватился пухлыми ручонками от спинки кровати за ее плечи, привалился к ней, обдавая ее тем
милым сонным запахом и теплотой, которые бывают только у детей, и
стал тереться лицом об ее шею и плечи.