Неточные совпадения
«Как бы ни было справедливо, что религиозное
чувство составляет самое внутреннее зерно религиозной жизни, все же истинно религиозное
чувство есть лишь такое, которое возбуждается религиозными представлениями объективной (хотя бы и относительной)
истины.
«Для того чтобы сделаться связной
истиной, представления, являющиеся предпосылкой религиозного
чувства, должны быть извлечены из темной, неясной их связности в
чувстве, соотнесены между собою и приведены в систематическую связь — словом, развиты и переработаны в религиозное мировоззрение» (32).
Мистическое
чувство имеет сознание того, что оно содержит в себе всю религиозную
истину и не заблуждается в этом, но оно содержит ее исключительно как аффицирующую
чувство [Т. е. воздействующую на
чувство (от лат.
«Все формы, выше рассмотренные:
чувство, представление, могут, конечно, иметь содержанием
истину, но сами они не составляют истинной формы, которая необходима для истинного содержания.
Множественность может разрешаться в чистую иллюзию, фата-моргану, обман
чувств, майю:
истина в том, что мира нет и нужно освободиться от его иллюзии.
Тройственный состав души: воля, ум и
чувство — Добро,
Истина и Красота, — в своей нераздельности свидетельствует об этом единстве (блаж.
Впрочем, да не оскорбится верноподданнический слух вашего превосходительства и ваш, господа высокоименитые лифляндцы и шведы, если скажу вам по
чувству истины: пылкость характера не есть добродетель в царях; она скорее в них погрешность.
Неточные совпадения
— Я теперь уже не тот заносчивый мальчик, каким я сюда приехал, — продолжал Аркадий, — недаром же мне и минул двадцать третий год; я по-прежнему желаю быть полезным, желаю посвятить все мои силы
истине; но я уже не там ищу свои идеалы, где искал их прежде; они представляются мне… гораздо ближе. До сих пор я не понимал себя, я задавал себе задачи, которые мне не по силам… Глаза мои недавно раскрылись благодаря одному
чувству… Я выражаюсь не совсем ясно, но я надеюсь, что вы меня поймете…
И — еще раз: эволюция невозможна без сотрудничества классов, — эта
истина утверждается всей историей культурного развития Европы, и отрицать эту
истину могут только люди, совершенно лишенные
чувства ответственности пред историей…
Он считал себя счастливым уже и тем, что мог держаться на одной высоте и, скача на коньке
чувства, не проскакать тонкой черты, отделяющей мир
чувства от мира лжи и сентиментальности, мир
истины от мира смешного, или, скача обратно, не заскакать на песчаную, сухую почву жесткости, умничанья, недоверия, мелочи, оскопления сердца.
Много мыслительной заботы посвятил он и сердцу и его мудреным законам. Наблюдая сознательно и бессознательно отражение красоты на воображение, потом переход впечатления в
чувство, его симптомы, игру, исход и глядя вокруг себя, подвигаясь в жизнь, он выработал себе убеждение, что любовь, с силою Архимедова рычага, движет миром; что в ней лежит столько всеобщей, неопровержимой
истины и блага, сколько лжи и безобразия в ее непонимании и злоупотреблении. Где же благо? Где зло? Где граница между ними?
Он, во имя
истины, развенчал человека в один животный организм, отнявши у него другую, не животную сторону. В
чувствах видел только ряд кратковременных встреч и грубых наслаждений, обнажая их даже от всяких иллюзий, составляющих роскошь человека, в которой отказано животному.