Неточные совпадения
Бога, конечно, не физическим органом слуха, но слышал сердцем, всем
существом своим, и слово Божие звучало громче, чем все громы мира, убедительнее и достовернее, чем все его разумение...
Итак, в религиозном переживании дано — и в этом есть самое его
существо — непосредственное касание мирам иным, ощущение высшей, божественной реальности, дано чувство
Бога, притом не вообще, in abstracto, но именно для данного человека; человек в себе и чрез себя обретает новый мир, пред которым трепещет от страха, радости, любви, стыда, покаяния.
В этом смысле понятие безбожной религии содержит contradictio in adjecto [«Противоречие в определении» (лат.) — логическая ошибка; напр.: «круглый квадрат».], внутренне противоречиво, ибо
существо религии именно и состоит в опытном опознании того, что
Бог есть, т. е. что над миром имманентным, данным, эмпирическим существует мир иной, трансцендентный, божественный, который становится в религии доступным и ощутимым: «религия в пределах только разума» [Название трактата И.
Это определение как будто теряет свою силу тогда, когда атеизм отрицает существование
бога и вместе с тем, как буддизм, остается чрезвычайно интенсивной религией; но нетрудно распознать, что эта видимость проистекает лишь из предвзятого реалистического взгляда на
существо божие, которое не подходит к буддийскому абсолютному иллюзионизму.
Канта — «ноумен» — синоним «вещи в себе».], — Grand Etre О. Конта [Высшее
существо (фр.) —
бог «позитивной религии» О. Конта, которым объявляется общество или совокупное человечество и которое должно почитаться каждым отдельным человеком.].
Поводом послужила книга схимонаха Илариона «На горах Кавказа» (3‑е изд., Киев, 1912), в которой, в частности, утверждалось: «В имени Божием присутствует Сам
Бог — всем своим
существом и всеми своими бесконечными свойствами» (с. 16).
«Залоги» и гарантии ей не нужны, они противоречили бы ее
существу, ибо она хочет
Бога, любит только
Бога, отвергается мира, т. е. всего данного, ради неданного, трансцендентного.
Она есть высшая и последняя жертва человека
Богу — собой, своим разумом, волей, сердцем, всем своим
существом, всем миром, всею очевидностью, и есть подвиг совершенно бескорыстный, все отдающий и ничего не требующий.
Общение с
существами иных миров, если оно действительно возможно и совершается, само по себе может не только не приближать к
Богу, но, напротив, даже угашать и душе религиозную веру.
«Обычное представление о
Боге как отдельном
существе вне мира и позади (?) мира не исчерпывает всеобщего предмета религии и есть редко чистая и всегда недостаточная форма выражения религиозного сознания…
Правда, нравственная воля называется у Канта «практическим разумом», для которого установляется свой особый канон, причем этот «разум» постулирует основные религиозные истины: бытие
Бога, свободу воли и личное бессмертие, но каким бы именем мы ни называли веру, ее
существо от этого не изменится: ЕСИ произносит только она, постулаты же лишь постулируют, но сами по себе бессильны утверждать бытие Божие, это составляет, конечно, дело веры.
Христианину надлежит верить, что в языческом мире хотя и живо ощущалась потребность в таинстве, ибо она не устранима из религии по самому ее
существу, и хотя она утолялась по-своему [Об этом см. ниже в отделе III.], но не было таинств истинных, «питающих в жизнь вечную», которые могли явиться лишь в христианстве, после воплощения Бога-Слова, давшего Свою Плоть и Кровь в живот вечный.
«
Бог, — говорит Платон в «Тимее», — пожелавши возможно более уподобить мир прекраснейшему и вполне совершенному среди мыслимых предметов, устроил его как единое видимое живое
существо, содержащее все сродные ему по природе живые
существа в себе самом «(Платон.
Вот почему
Бог беспределен, бесконечен вовсе не в том смысле, как нам представляется это, — как если бы мы не могли Его обнять своей мыслью, — а в том, что
Бог и не подлежит измерению и нет пределов, границ в Его
существе.
А между всеми духовными (intellectualibus), т. е. бестелесными,
существами какое же
существо столь невыразимо и несравнимо превосходит все прочие, как не
Бог?
Евномий не согласился, однако, с толкованием отрицательных имен Божиих у св. Василия В. и, не без некоторого основания, возражал: «Я не знаю, как чрез отрицание того, что не свойственно
Богу, Он будет превосходить творения!.. Всякому разумному
существу должно быть ясно, что одно
существо не может превосходить другое тем, чего оно не имеет» [Несмелов, 135.]. Вопрос о значении отрицательного богословия в его отношении к положительному так и остался у св. Василия мало разъясненным.
Мы познаем
Бога, лишь поскольку Он открывается нам, но само
существо Божие остается за пределами человеческого постижения.
Такие определения, как, напр., бестелесность, «не показывают
существа Его, подобно тому как не показывают и (выражения): нерожденное и безначальное, и неизменяемое и нетленное, и то, что говорится о
Боге или о бытии Божием, ибо это обозначает не то, что Он есть, но то, что Он не есть.
Однако сказать о
Боге, что Он есть по
существу, невозможно.
Поэтому должно думать, что каждое в отдельности из того, что говорится о
Боге, означает не то, что Он есть по
существу, но показывает или то, что Он не есть, или некоторое отношение к чему-либо из того, что Ему противопоставляется, или что-либо из сопровождающих Его природу или деятельность» (27–28).
«Сефиры (энергии Божества, лучи его) никогда не могут понять бесконечного Эн-соф, которое является самым источником всех форм и которое в этом качестве само не имеет никаких: иначе сказать, тогда как каждая из сефир имеет хорошо известное имя, оно одно его не имеет и не может иметь.
Бог остается всегда
существом несказанным, непонятным, бесконечным, находящимся выше всех миров, раскрывающих Его присутствие, даже выше мира эманации».
Как
Бог для духа есть ничто, так и этот первообраз: по
существу своему и он есть
Бог…
Для Эриугены ясно, что
Бог «делает все из ничего, изводя из своей сверхсущественности сущности, из сверхжизненности живые
существа, из соединения всего, что есть и что не есть, из утверждения всего, что есть и не есть.
Здесь нет места ни антиномии, с ее логическим перерывом, ни Тайне: беспримесный рационализм — вот обратная сторона того всеведения или «гнозиса», которым мнил себя обладающим, по одним основаниям, Гегель, а по другим — Беме, почему он и оказывается столь родственным по тенденциям современному «теософизму», оккультному или мистическому рационализму [Шеллинг дает такую характеристику «теософизма» Беме: «В третьем виде эмпиризма сверхчувственное сделано предметом действительного опыта благодаря тому, что допускается возможное восхищение человеческого
существа в
Бога, а вследствие этого необходимое, безошибочное созерцание, проникающее не только в божественное
существо, но и в сущность творения и во все события в нем…
Откровение
Бога, согласно целому ряду утверждений Беме, есть, прежде всего, самооткровение, открытие себя для себя самого: «без своего откровения
Бог не был бы известен самому себе» [«…von dem unoffenbarten Gott, der ihm doch auch selber ohne siene Offenbarung nicht erkannt wäre» (Myst. magn., 24, δ 11).], а «так как вечное благо не может (nicht mag) быть бесчувственным
существом (ein inempfindlich Wesen), ибо иначе оно не было бы открыто самому себе, то оно вводит себя в наслаждение (Lust) в себе самом» [Ibid., 12, § 4.].
Он называет «бредом о творении» (creatürlicher Wahn) мысль, «будто
Бог есть нечто чуждое, и пред временем создания тварей и этого мира держал в себе в троице своей мудростью совет, что Он хочет сделать и к чему принадлежит всякое
существо, и таким образом сам почерпнул из себя повеление (Fürsatz), куда надо определить какую вещь [IV, 405.].
А сила свободного наслаждения (Lust) есть
Бог, который изводит Schuf, и то и другое вместе называются словом Fiat, т. е. вечное слово, которое творит там, где ничего нет, и есть первичное состояние природы и всех
существ [V, 13, § 8.].
«Мы, христиане, говорим:
Бог тройственен (dreifaltig), но един в
существе, обычно даже говорится, что
бог тройственен в лицах, это плохо понимается неразумными, а отчасти и учеными, ибо
Бог не есть лицо кроме как во Христе [Сын же «потому называется лицом, что он есть самостоятельное
существо, которое не принадлежит к рождению природы, но есть жизнь и разум природы» (IV, 59, § 68).] (Gott ist keine Person als nur in Christo), но Он есть вечнорождающая сила и царство со всеми сущностями; все берет свое начало от него.
«Как человек сотворен в образ и подобие
Бога, так равно и ангелы, ибо они братья людей», «святая душа человека и дух ангела имеют единую сущность и
существо, и нет никакого различия в них, кроме самого только качества их телесного проявления» [Аврора, 60, 63.].
Этот
Бог, в свободе Которого содержится возможность в себе сущее Своего
существа положить как противоположность, как отдельно от себя сущее и вне себя сущее, этот
Бог есть полный
Бог,
Бог во всем всеединстве, не только в себе сущий, ибо этот был бы не свободен для себя.
Бог создал мир из самого себя, из своего
существа, — отвечает Я. Беме [«
Бог сделал все вещи из Ничто, и то же самое Ничто есть Он Сам, как в себе живущее наслаждение любви» (IV, 309, § 8).
Бог есть
существо неизменяющееся, вседовольное и всеблаженное, и к Нему ничего не прибавляет и не убавляет мировой процесс.
«Я прошу вас, — резюмирует Шеллинг, — считать установленным следующее: 1)
Существо того, что Н. 3. называет Сыном, есть вечно в
Боге и как поглощенное в actus purissimus божественной жизни, само с
Богом, θεός. 2) С того момента (von da), как Отец усматривает в образах своего бытия возможность другого бытия, или того момента, как ему эти образы являются как потенции, т. е., стало быть, от вечности, с того момента как он есть Отец, вторая потенция представляется ему как будущий Сын, он, стало быть, уже имеет в ней будущего Сына, которого он в ней наперед познает, в котором он собственно принимает план (Vorsatz) мира.
Троицы, согласно которому
Бог, находясь в состоянии покоя или молчания, есть единое
существо.
Бог как Абсолютное следовательно, самодовлеющее или вседовольное, всеблаженное
существо, не может иметь ни прибыли, ни убыли, такое допущение тотчас низвело бы
Бога до смешения с миром, привело бы к миробожию или «монизму».
Бог, оставаясь
существом своим (ουσία) превыше мира, творческой силой своей (ενέργεια) присутствует во временном процессе, рождается в нем: на острие меча антиномии держится это соотношение вечности и временности.
В положительной основе своего бытия мир поглощается
Богом, гаснет в лучах Его всемогущества: мир не имеет ему самому принадлежащего бытия, ибо иначе он был бы
богом или противобогом, ему принадлежит лишь восприемлющее и рождающее к обособлению ничто; но благодаря этой отрицательной основе своего
существа мир и получает внебожественное, самостоятельное бытие.
И особенно ложным является распространение природного детерминизма и на самое
существо Божие, чем так грешит физика
Бога у Я. Беме или у представителей философии оккультизма (Безант, Штейнер и др.).
Хотя многие пророчества одной стороной действительно имеют такое предостерегающее значение (как в примере с пророчеством Ионы о гибели Ниневии, отмененной
Богом в виду раскаяния ее жителей) [Эпизод, рассказанный в 3‑й главе Книги пророка Ионы.], сводить к этому самое их
существо означало бы обессиливать христианскую эсхатологию и принципиально отвергать возможность апокалипсиса.
Бог есть Любовь, которая составляет не качество или свойство, не предикат, но самое
существо Божие.
В то же время ипостаси могут почитаться и рожденными
Богом, как исшедшие из недр Его
существа, рождение же не есть творение, от него отличается.
Человек создан
Богом как не только двуединое
существо — Адам и Ева, но и многоипостасное — семья, как это явствует из благословения Божия: «Плодитесь и множитесь и наполняйте землю» [Быт. 1:28.].
Свободе ангелов было предоставлено самоопределиться в отношении к
Богу, причем промежуточное состояние неверия или неведения было для столь совершенных
существ духовных вообще исключено: ангелы непосредственно знают
Бога, им предоставлено лишь любить Его или Ему завидовать, искать же
Бога свойственно только человеку.
Человек не мог быть сразу создан как завершенное
существо, в котором бы образ и подобие, идея и действительность, соответствовали друг другу, потому что тогда он был бы
Богом, и не по благодати и уподоблению, а по естеству.
Бог приводит к нему все живые
существа, «чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так было имя ей» (Быт. 2:19).
Человек получил все основные самоопределения своего
существа: в отношении к миру, к
Богу, к своей свободе и к своему собственному двуполому
существу.
Жертвуя своей ипостасью, выходя из себя в любви, по образу триипостасного
Бога, человек находит в себе свое
существо.
И то, что змей вовлек жену в разговор о
Боге, вступил с ней в духовное общение на такой почве, которая всецело составляла достояние их супружеского любовного единомыслия, явилось со стороны жены уже духовной изменой Адаму, как бы духовным любодейством с загадочным
существом, по плоти принадлежащим к животному царству, по духу же к какому-то чуждому и недоброму, для нее доселе неведомому миру.
Теперь же он холодно и с упреком
Богу говорит о ней: «жена, которую Ты мне дал», а в Еве ощущает уже чуждое, только данное ему
существо: образ Божий в союзе мужа и жены побледнел и затмился раньше всего.
В религиозном процессе, который и составляет
существо мировой истории, дело идет о спасении от мира, о взыскании
Бога человеком («из глубины воззвах к Тебе, Господи») [Пс. 129:1.], а вместе и о спасении мира.