Неточные совпадения
Хотя Фихте предпослал
статье Форберга собственную
статью, в которой возражал против высказанных Форбергом сомнений в
бытии бога, власти расценили обе
статьи как атеистические.
Только через то, что она несказанным образом нисходит в сущее,
становится она постижима для духовного ока как таковая, и она же одна обретается во всем как
бытие, есть, была и будет быть.
Субстанциальное движение, которым ограничен рационализм, исходит из отрицательного prius, т. е. из не-сущего, которое имеет двигаться к
бытию; но историческая философия исходит из положительного prius, которое не имеет нужды только двигаться к
бытию,
стало быть, с совершенной свободой, не будучи вынуждаемо к тому самим собой, лишь полагает
бытие»… и т. д.
В вечной природе существуют две области и заключена возможность двух жизней: «огонь или дух», обнаруживающийся как «молния огня» на четвертой ступени, силою свободы (опять и свобода у Беме мыслится вне отношения к личности, имперсонали-стически, как одна из сил природы) определяет себя к божественному единству или кротости, и благодаря этому первые 4 стихии
становятся или основой для царства радости, или же, устремляясь к множественности и самости, делаются жертвой адского начала, причем каждое начало по-своему индивидуализирует
бытие.
Но ουκ δν есть вполне и во всяком смысле не существующее или есть то, относительно чего отрицается не только действительность
бытия, но и
бытие вообще,
стало быть, и возможность его.
«Есть одно не существующее (το εν οι3κ öv), потому если не существующего не
станет, если оно потеряет что-либо из своего
бытия в пользу небытия, оно вдруг
станет существующим (δν).
Т. 2. С. 468) Исследованию о взаимоотношении
бытия и небытия и их связанности посвящается немало внимания и в «Софисте»: не существующее, «приобщаясь к существующему, тоже
становится существующим» (ότι μετέχει του δντος, εϊναι τε και οντά) (Sophist., 256 е. Ср. Платон.
По Гегелю,
бытие и небытие синтезируются в Werden [Все
становится, находится в становлении (нем.).], становлении, бывают: alles wird, находится in Werden, πάντα ρεΐ — все течет, возвестил древний Гераклит [Знаменитый афоризм Гераклита известен в передаче Платона (Теэтет, 183 а).
Проблема реальности относительного при абсолютизировании
бытия как единого здесь
становится безысходною и неразрешимою.].
И наоборот, если принять, что Абсолютное, полагая в себе относительное, или
бытие,
становится «Отцом всяческих», то и ничто, не-сущая основа творения,
становится Матернею, меоном, содержащим в себе все, потенциальным всеединством мира.
Попытка во что бы то ни
стало осилить рационально недомыслимую тайну Божества в мире, сделать ее понятной неизбежно ведет либо к противоречиям, либо же к явному упрощению и снятию проблемы (как в монизме); вот почему непротиворечивой рациональной метафизики, имеющей дело с предельными проблемами мирового
бытия, никогда не бывало да и быть не может.
«Следовательно, вторая потенция, выделившаяся для себя, еще не может называться Богом, она восстановляется в своем божестве, лишь когда первая и третья потенции снова восстановляются к себе, т. е. восстановляется их единство — в конце творения, и так как она чрез преодоление противоположного
бытия также делается господом этого
бытия, как первоначально был только Отец, то и она
становится личностью, как и Отец был первоначально только один личностью, она есть Сын, который имеет равное господство с Отцом.
«Я прошу вас, — резюмирует Шеллинг, — считать установленным следующее: 1) Существо того, что Н. 3. называет Сыном, есть вечно в Боге и как поглощенное в actus purissimus божественной жизни, само с Богом, θεός. 2) С того момента (von da), как Отец усматривает в образах своего
бытия возможность другого
бытия, или того момента, как ему эти образы являются как потенции, т. е.,
стало быть, от вечности, с того момента как он есть Отец, вторая потенция представляется ему как будущий Сын, он,
стало быть, уже имеет в ней будущего Сына, которого он в ней наперед познает, в котором он собственно принимает план (Vorsatz) мира.
Но, по мере того как тиски эти разжимаются, делаются нечувствительны, ничто
становится бессильной потенциальностью, скрытой основой
бытия, все победнее звучит небесная музыка «жизни вечной», составляющей предмет христианских упований и обетовании и опытно ведомой святым.
«Бог есть царь веков… и Он не был, ни будет, ни
стал, ни
становится, тем более не есть, но сам Он есть
бытие сущим (το είναι τοις ουσιν) и не только сущее, но и само
бытие сущего, из предвечно (προαιωνίως) сущего» (de n. d., V, 4, col. 817) [Ср. Мистическое богословие.
Положительная основа
бытия есть, прежде всего, мир божественных идей, Бог в творении; эти идеи всеменены в ничто, в беспредельность; и последняя
становится основой самостоятельного
бытия в его независимости и свободе: все существует чрез Бога и от Бога, но именно тем самым оно получает силу быть в себе и для себя, вне Бога, как не-Бог или мир.
Идеи-имена, которые составляют онтологическую основу общих понятий, суть первообразы существ в Софии, вне которых ничто не
становится причастно
бытия.
Античная философия, хотя и умела подсмотреть ничто как скрытую подоснову
бытия, но оставалась бессильна перед задачей объяснить: каким образом ничто
становится χώρα, или ουκ öv превращается в μη öv, иначе говоря, как возникает мир явлений?
Ничто получило актуальное
бытие и
стало Хаосом, реальным άπειρον, о котором говорят мифологии греков, вавилонян и др. народов.
Благодаря нашему чувству пространственности связанность
бытия ощущается слабее, чем его разделение: непроницаемость пространства поэтому
становится аксиомой для эмпирического сознания (этим объясняются, напр., недоумения о том, каким образом разновременно или одновременно во многих местах совершается одна и та же евхаристическая жертва, причем всякий раз Господь всецело сообщает Себя каждому причащающемуся).
Однако и там, в этой тьме,
станет слышим плач и скрежет зубовный, и там отверженная тварь будет судорожно корчиться в тисках охватывающего ее ничто, но и здесь не найдет небытия, ибо Божие определение вечно и неотменно, корни
бытия своего мы имеем в вечности и не властны исторгнуть их, не сильны даже этого захотеть…
И как только плотина
бытия прорвана была актом грехопадения, небытие излилось в мир и наводнило все существующее: смерть
стала всеобщим и последним врагом.
Тогда и оно косвенно получает жизнь, а вместе с нею силу вредить,
становится злом, которое есть поэтому паразит
бытия.
В своем комментарии к этому творению Ареопагита св. Максим Исповедник говорит следующее: «Мы сказали, что если Бог, сверхсущественно сущий (ύπερουσίως δν), называется безначальным и всего виновником, то антитезой, предлогом
бытия и бессущностным (εσχατον των όντων και οίνούσιον) подобно тому, как Бог сверхсущностен, является материя (Ολη), она называется и не (μη) существующим и существующим в (εν) Боге, возникая благодаря Его благости, и через смещение с чувственным
становится не вполне злом и не вполне добром, обнаруживаясь через неустойчивое (αστατον).
Она сама должна себя уничтожить и для этого захотеть своего самоуничтожения, но и самое такое хотение невозможно и противоречиво: хотение небытия есть
бытие в его напряженности, и как оно
станет путем своего уничтожения?
Если чувственность, телесность мира не есть болезнь или субъективное только состояние, но самостоятельная стихия
бытия, то пол не может остаться лишь внутри человека, но должен осуществиться и во плоти, раздвоиться в ней, чтобы, ощутив это раздвоение, двум
стать «в плоть едину».
Первозданному человеку законом целомудренного
бытия, силою которого он воссоединял в себе весь мир,
становясь царем его, была любовь к Небесному Отцу, требовавшая от него детски доверчивого, любовного послушания.
Эта общая поврежденность жизни с очевидностью обнаруживается в смерти: ничто сделалось настолько актуальным в человеке, что получило силу разлагать его состав,
стала обнажаться изнанка его
бытия — небытие.
Стало быть, жертвенное животное, за чужой грех лишаемое жизни, в каком-то смысле отожествляется с ними, но и сохраняет свое отличное
бытие, потому что иначе жертва была бы невозможна или могла бы состоять, только в самосожжении жертвоприносящего.