Неточные совпадения
Единственный раз в жизни понимал я, что значит любить
не человеческой, себялюбивой и корыстной любовью, но божескою, какою Христос нас любит.
ЕСИ, синтетическое религиозное суждение a priori, есть
единственная опора религии, без которой она
не существует, подобно тому как искусство
не существует без красоты или мораль без различия добра и зла.
Разве Бог
не есть
единственное и высшее единство?
Нельзя обладать истиной индивидуально: разумеется, фактически она может быть в тот или иной момент доступна лишь ограниченному числу лиц или даже единичному человеку, но и он, этот
единственный, имеет истину
не как свою, но как всеобщую, к которой он лишь содеялся причастен.
Не таковы ли почти все основные догматы христианства, и недаром их с таким презрением и негодованием отвергают те, кто рассудочную проверку считают высшим и
единственным критерием религиозной истины: пример налицо — Л. Толстой.
Безусловное отрицание всех определений, всякого да, вечное и абсолютное
НЕ ко всему, ко всякому что полагается Абсолютным как
единственное его определение: Бог есть НЕ-что (и НЕ-как, и НЕ-где, и НЕ-когда, и НЕ-почему).
Потому те из представителей «отрицательного богословия», которые, отрицая в применении к Божеству всякое кто или что, тем
не менее оставляют в качестве
единственного его атрибута бытие, взятое в его противоположности к небытию, неправомерно вводят в трансцендентную идею Божества определение, заимствованное из области имманентного [Так, напр., Филон Александрийский, утверждая бескачественность Бога, в то же время приписывает ему, в качестве
единственного определения, бытие: о ων (Vita Mos. 1 (14) 75. IV, 115).
Мир идей у Платона образует самостоятельную софийную фотосферу, одновременно и закрывающую и открывающую то, что за и над этой сферой — само Божество; идеи у Платона остаются в неустроенной и неорганизованной множественности, так что и относительно верховной идеи блага, идеи идей,
не устранена двусмысленность, есть ли она Идея в собственном и
единственном смысле или же одна из многих идей, хотя бы и наивысшая (особое место в этом вопросе занимает, конечно, только «Тимей» с его учением о Демиурге [«Демиург» по-греч. означает «мастер», «ремесленник», «строитель»; у Платона — «Творец», «Бог».
Единственное (μόνον) же
не знает ничего и
не имеет ничего, чего
не знает, и так как единое есть в общении самого себя, то оно и
не нуждается в мышлении самого себя.
Он есть
единственное существо, и
не существует ничего ранее Его или после Него, над чем бы или в чем бы Он мог почерпнуть или принять какое-нибудь воление...
Троичность у него есть лишь тройственность моментов самопорождения Божества, и
единственное лицо, которое он признает в Божестве, есть Христос, но
не как воплотившееся в человеческое естество второе лицо св.
Но и
не притязая на постижение тайны, возможно, однако, констатировать ее наличность: нас необходимо приводит к этому логика жизни и мысли, как к
единственному истолкованию загадки нашего собственного существа.
«Тимей» есть
единственный диалог Платона, где мир рассматирвается как творение благого, «
не ведающего зависти» Творца.
«Если «благородный дух человека» испытывает потребность быть понятым другим, то насколько более такая потребность —
единственная у ни в чем, кроме того,
не нуждающегося Божества — положит пред собою иное, чтобы превратить его в знающее о себе…
Единственная абсолютная закономерность мира есть Божия воля, т. е. чудо; мир
не закономерен в каком бы то ни было детерминистическом смысле: механическом ли, оккультном или метафизическом, — но чудесен.
Каждое существо имеет свою идею-норму, оно ищет и творит себя по определенному, ему одному, его идее свойственному образу, но это потому, что оно в сверхвременной природе своей имеет эту идею как
единственное подлинное бытие свое, το όντως öv, как свою неповторяемую и ни с чем
не смешиваемую индивидуальность.
Это путь
не только прямой, но, по существу, и
единственный, ибо остальные пути творчества приводят к цели лишь постольку, поскольку совпадают с этим путем в самом главном и существенном.
Ведь
не было же замечено ни Римом, ни всем тогдашним миром, что в далекой и небольшой Иудее совершилось безмерное по значению,
единственное по важности событие — явление Христа.
Можно
не знать Христа, будучи чуждым христианству (каковы и теперь нехристианские религии, в известной мере принадлежащие к еще дохристианской эпохе), но зная о Нем и в то же время отрицаясь Церкви, как
единственного пути жизни в Нем, человек делается жертвой религиозного обмана и самообмана.
Во Христе заключается
не только высшая и
единственная норма долженствования для человека, но и закон человеческого бытия, хотя это и раскроется лишь в конце нашего зона, на Страшном Суде.
Оно стремится стать
не только одной из сторон жизни, но
единственной или, по крайней мере, определяющей,
не признавая над собой никакого внехозяйственного или сверххозяйственного суда.
Неточные совпадения
Но он
не без основания думал, что натуральный исход всякой коллизии [Колли́зия — столкновение противоположных сил.] есть все-таки сечение, и это сознание подкрепляло его. В ожидании этого исхода он занимался делами и писал втихомолку устав «о нестеснении градоначальников законами». Первый и
единственный параграф этого устава гласил так: «Ежели чувствуешь, что закон полагает тебе препятствие, то, сняв оный со стола, положи под себя. И тогда все сие, сделавшись невидимым, много тебя в действии облегчит».
Кажется, это была
единственная неудача, которую он потерпел в этом роде, и потому понятно, что он
не упомянул об ней в своем сочинении.
—
Не могу сказать, чтоб я был вполне доволен им, — поднимая брови и открывая глаза, сказал Алексей Александрович. — И Ситников
не доволен им. (Ситников был педагог, которому было поручено светское воспитание Сережи.) Как я говорил вам, есть в нем какая-то холодность к тем самым главным вопросам, которые должны трогать душу всякого человека и всякого ребенка, — начал излагать свои мысли Алексей Александрович, по
единственному, кроме службы, интересовавшему его вопросу — воспитанию сына.
Она вспоминала
не одну себя, но всех женщин, близких и знакомых ей; она вспомнила о них в то
единственное торжественное для них время, когда они, так же как Кити, стояли под венцом с любовью, надеждой и страхом в сердце, отрекаясь от прошедшего и вступая в таинственное будущее.
Сам Левин
не помнил своей матери, и
единственная сестра его была старше его, так что в доме Щербацких он в первый раз увидал ту самую среду старого дворянского, образованного и честного семейства, которой он был лишен смертью отца и матери.