Неточные совпадения
Кауфман и др.), но и неокантианство; сторонники «имманентизма» в духе учения И. Канта считали, что предметный мир
не объективно дан, а конструируется сознанием (т. е. «имманентен», внутренне присущ сознанию), отрицая вместе с тем существование «вещи в себе».] и «монизма» — от протестантства до социалистического человекобожия [Критике «социалистического человекобожия» посвящен ряд статей С. Н. Булгакова в книге «
Два града» (в 2 т. М., 1911): «Религия человекобожия у Л. Фейербаха», «К.
Религия, связь человека с божеством, имеет для него значение
не связи
двух миров, но выражает лишь определенную стадию развития духа [Сродным интеллектуализмом был заражен уже Фихте, и притом
не только в ранний период («спора об атеизме»), но и в поздний, эпохи «Anweisung zum seligen Leben» 1806 года.
Религиозная жизнь, по IIIлейермахеру, является третьей стороной жизни, существующей рядом с
двумя другими, познанием и действованием, и выражает собой область чувства, ибо «такова самобытная область, которую я хочу отвести религии, и притом всецело ей одной… ваше чувство… вот ваша религиозность… это
не ваши познания или предметы вашего познания, а также
не ваши дела и поступки или различные области вашего действования, а только ваши чувства…
Потому здесь
не имеет решающего значения и количественный критерий: едва ли хоть один вселенский собор был действительно вселенским в том смысле, чтобы на нем были представители всех поместных церквей, и наоборот, собор, имевший внешние признаки вселенского, мог оказаться «разбойничьим» и еретическим (Ефесский [На Эфесском соборе 449 г. под председательством александрийского епископа Диоскора было осуждено учение папы Льва I о
двух природах в одном лице («дифизитство») и отлучен константинопольский епископ Флавиан.
И теперь, когда христианская церковь расколота, по крайней мере, на
две части, значит ли это, что вовсе
не может быть провозглашена кафолическая истина, хотя теперь внешне и
не возможен вселенский собор?
Если собрание «
двух или трех верующих» ощутит себя реально кафоличным и на самом деле будет таковым, то зерно вселенского собора тем самым уже дано, а признание его есть дело дальнейшей церковной истории [Разве же св. Афанасий Великий с горстью своих сторонников
не являлся носителем подлинного кафолического сознания Церкви в то время, когда количественное ее большинство упорствовало в ереси?].
Троице суть совсем
не три в смысле счета: раз,
два, три или один — один — один, или один —
два).
Различие между «положительной» религией и философией принципиально стирается в глазах Гегеля потому, что «
не могут существовать
два разума и
два духа,
не может существовать божественный разум и человеческий, божественный дух и человеческий, которые были бы совершенно различны между собою.
Одно из
двух: или теоретическому мышлению в такой степени присущ аромат вечности, касание мира божественного, что его служитель чрез мышление подлинно осязал этот мир в его непосредственности (чего мы, говоря откровенно,
не допускаем), или же, наоборот, мы имеем здесь пример крайнего доктринерства, приводящего к самоослеплению и самогипнозу, типичное состояние философической «прелести».
Абсолютное
НЕ отрицательного богословия поэтому
не содержит никакой отрицательной утвержденное, которая всегда есть соотносительность: это и
не ου, и
не μη (
два оттенка греческого отрицания, одной наличностью своею уже предполагающие целую философию и тем свидетельствующие о философском гении эллинов).
Учения Платона и Аристотеля в интересующем нас отношении противополагаются лишь как
два различных вида одного и того же рода,
не в своем что, но по своему как.
Этим двойным
не религиозной интуиции намечаются
две возможности,
два пути религиозной философии: антиномический и эволюционно-диалектический.
Основной вывод, который сам собой отсюда напрашивается, будет тот, что в природе «Бог соделал самого себя» [Ib., 17.], или что «мы
не должны мыслить тварь и Бога как
два различных между собой (начала), но как одно и то же.
«Бог одинаково живет во всех вещах, а вещь ничего
не знает о Боге; и Он
не открывается вещи, а она получает от Него силу, но по своему свойству, — или от его любви, или от его гнева; и от чего она берет ее, то и обнаруживается вовне, и если есть благо в ней, то для злобы оно как бы закрыто, как вы можете видеть на примере куста шиповника; еще более на других колючих вещах: из него ведь вырастает прекрасный душистый цветок, и в нем лежат
два свойства любовное и враждебное, какое побеждает, то и дает плод» [IV, 343–344, § 49.].
Может быть
два значения этого
не по смыслу тварного ничто, которым соответствуют
два вида греческого отрицания: ου и μη (d privativum к этому случаю совсем
не относится): первое соответствует полному отрицанию бытия — ничто, второе же лишь его невыявленности и неопределенности — нечто [В новой философии развитие между μη и ου отчетливее всего выражено Шеллингом в его «Darstekkung des philosophischen Empirismus» (A. W. II, 571): «μη öv есть несуществующее, которое лишь есть несуществующее, относительно которого отвергается только действительное существование, но
не возможность существовать, которое поэтому, так как оно имеет пред собой бытие, как возможность существовать, хотя и
не есть существующее, однако
не так, чтобы оно
не могло быть существующим.
Эта расчлененная постановка вопроса уже намечает
две возможности, соответственно двойственности смысла тварного
не.
Но это есть недоразумение еще и в другом смысле: мир и София вовсе
не образуют
двух начал или миров, находящихся в том или ином отношении между собою, это — один и тот же мир.
Источник заблуждений, ограниченности, ошибок тот же, что и всей вообще феноменальности мира, дурной множественности, каковая есть principium individuationis [Принцип индивидуации (лат.), согласно которому для
двух любых индивидов найдется разделяющий их признак.]
не в добром, но в дурном смысле.
Все это сотворено творческим словом Божиим, но уже
не из ничего, а из земли, как постепенное раскрытие ее софийного содержания, ее идейной насыщенности [Св. Григорий Нисский развивает мысль о том, что в творении мира нужно различать
два акта, — общее и частное творение, — «в начале» и в течение шести дней, причем общее творение соответствует созданию в уконемеона-матери бытия, а второе — выявление всего, находившегося в состоянии меональной аморфности.
Искание шедевра [Выражение, возможно, навеянное названиями
двух «философских этюдов» Бальзака: «Неведомый шедевр» и «Поиски абсолюта» (М., 1966).], при невозможности найти его, пламенные объятия, старающиеся удержать всегда ускользающую тень, подавленность и род разочарования, подстерегающего творческий акт, что же все это означает, как
не то, что человеческому духу
не под силу создание собственного мира, чем только и могла бы быть утолена эта титаническая жажда.
И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут
два одною плотью (Быт. 2:24), так что они уже
не двое, но одна плоть.
Думаю, что в Божественном Писании в сказанном преподается некий великий и возвышенный догмат, и он таков: человеческое естество есть среднее между
двух некиих, одно от другого разделенных и стоящих на самых крайностях, между естеством Божественным и бестелесным, и между жизнию бессловесною и скотскою, потому что в человеческом составе можно усматривать часть и того, и другого из сказанных естеств, из Божественного — словесность и разумность, что
не допускает разности в мужском и женском поле, и из бессловесного — телесное устроение и образование, разделяемое на мужской и женский пол.
— Спаситель, спрошенный Саломеей, почему узнается ожидаемое, отвечает в нем: «Когда вы будете попирать оболочку стыда, и когда
два станут едино, и мужской пол соединится с женским, и
не будет ни мужское, ни женское — όταν το της αισχύνης ένδυμα πατήστε και όταν γένηται τα δύο εν και το άρρεν μετά της θηλείας οϋτε άρρεν ούτε θήλυ» [Приведено Климентом Александрийским в Строматах, III, 13, 92.
Если чувственность, телесность мира
не есть болезнь или субъективное только состояние, но самостоятельная стихия бытия, то пол
не может остаться лишь внутри человека, но должен осуществиться и во плоти, раздвоиться в ней, чтобы, ощутив это раздвоение,
двум стать «в плоть едину».
Даже если допустить, вместе с иными мистиками, что духи ангелов имеют мужскую или женскую природу, это все же еще
не образует пола в его полноте, для которой существенно бытие
двух существ в одну плоть, как это имеется в человеке.
Ева
не до конца была погублена грехом, в ней появилось
два борющихся начала, и Промысл Божий, ограждая избранный род, поведет к их окончательному разделению рождением Богоматери.
Барская брезгливость в отношении к хозяйству ничего общего
не имеет с той от него свободой, о которой учит Евангелие: оно хочет
не пренебрежения, но духовного преодоления, выхода за пределы мира сего с его необходимостью [Ср. в моем сборнике «
Два града»: «Христианство и социальный вопрос», «Хозяйство и религиозная личность» и др.
Поэтому и в окончательном отношении к учению Федорова ощущается невольная противоречивость: при всей неприемлемости, даже чудовищности «проекта» он
не может быть и просто отринут, ибо с ним связано нечто интимное и нужное [Невольно напрашивается на сопоставление с федоровским «проектом общего дела» эсхатологическая мечта Скрябина о создании мистерии, вернее, о художественной подготовке такого мистериального действа, которое должно положить конец этому зону и явиться гранью между
двумя космическими периодами.
Последний затемняет религиозное сознание
не только уединенных мыслителей, но и народных масс, мистически оторванных от земли: таковы социалисты, ставшие жертвою неистовой и слепой лжеэсхатологии, по исступленности своей напоминающей мессианические чаяния еврейства в христианскую эру [О соотношении социализма, эсхатологии и хилиазма см. в статье Булгакова «Апокалиптика и социализм» (
Два града. М., 1911.
Искусство иерархически стоит выше хозяйства, ибо область его находится на грани
двух миров. Оно зрит нездешнюю красоту и ее являет этому миру; оно
не чувствует себя немотствующим и сознает свою окрыленность.
Здесь также совершается в миги божественного озарения как бы некое пресуществление человеческого естества, его обожение: недаром же Моисей, сойдя с горы Синая, сохранил на себе след сияния Божества [«Когда сходил Моисей с горы Синая, и
две скрижали откровения были в руке у Моисея при сошествии его с горы, то Моисей
не знал, что лице его стало сиять лучами оттого, что Бог говорил с ним.
Символическое искусство
не разрывает связи
двух миров, как это делает эстетический идеализм, примиряющийся на одной лишь художественной мечтательности, — оно прозревает эту связь, есть мост от низшей реальности к высшей, ad realiora.
—
Не случайно, быть может, что в эпоху крестовых походов около Гроба Господня столкнулись
два политических ислама, мусульманский и католический, которые одинаково обрушились на падавшую Византию.].
Задача организованной общественности имеет
две стороны:
не только свободу, но и подчинение,
не только равенство, но и различие,
не только братство, но и принудительную организацию.