Неточные совпадения
Не по внешним знамениям, но по звездам, восходящим на небе духовном,
внутренним зрением нужно ориентироваться в этой сгущающейся
тьме, прорезаемой зловещими молниями.
Кто не допускает особого религиозного удостоверения и отрицает особый орган религиозного ведения,
тот должен в изумлении остановиться пред всемирно-историческим фактом религии как каким-то повальным, массовым гипнозом и помешательством [Интересно наблюдать, в какие безысходные трудности попадают
те из историков «культуры», которые лишены
внутреннего понимания религии, но и не имеют достаточно прямолинейности, чтобы совершенно отмести, как хлам и предрассудки или «надстройку» на каком-нибудь «базисе», религиозные верование и культ.].
Между
тем восприятие догмата тоже есть дело свободы,
внутреннего самоопределения человека, его самотворчества.
Это НЕ проводится в разных учениях
то более,
то менее последовательно, от чего зависит и степень
внутренней согласованности систем.
Если это так,
то должно, отвлекаясь от всего внешнего, обращаться преимущественно к
внутреннему, не склоняясь ни к чему внешнему, и ничего не знать обо всем, а прежде всего о своем состоянии, затем и об идеях, ничего не знать о себе самом и таким образом погрузиться в созерцание (θέα)
того, с чем делаешься единым.
Но как бы восхищенный и в энтузиазме покоится он в уединении, никуда не склоняясь и даже не обращаясь вокруг себя, стоя твердо и как бы сделавширь неподвижностью (στάσις); и о прекрасном не думает он, находясь уже выше прекрасного, выше хора добродетелей, подобный человеку, который проник в самое
внутреннее святилище и оставил позади себя в храме изображения богов, и, лишь выходя из святилища, впервые встречает их, после
внутреннего созерцания и обращения с
тем, что не есть ни образ, ни вид, но сама божественная сущность; образы же, следовательно, были бы предметами созерцания второго порядка.
Что касается
внутреннего Мысли,
то нет никого, кто мог бы понять, что это такое; с
тем большим основанием невозможно понять Бесконечное (Ayn-Soph), которое неосязаемо; всякий вопрос и всякое размышление остались бы тщетны, чтобы охватить сущность высшей Мысли, центра всего, тайны всех тайн, без начала и без конца, бесконечное, от которого видят только малую искру света, такую, как острие иглы, и еще эта частица видна лишь благодаря материальной форме, которую она приняла» (Zohar, I, 21 a, de Pauly, I, 129).
Поэтому, в зависимости от
того или другого значения отрицания, и соединение не и да, ничто и нечто, в обоих случаях получает совершенно различный онтологический смысл — именно или антиномический, как некая coincidentia oppositorum, или диалектический, как
внутренняя связанность сополагающихся и взаимно обусловливающихся диалектических моментов.
Беме «запутывает само Божество в своеобразный природный процесс», и природа для Беме есть Бог не только в
том смысле, что она по своему положительному бытийственному содержанию коренится в Боге, но и в
том смысле, что она есть необходимое орудие Его самораскрытия или
внутренней диалектики, «чрез нее Он живет», без этого «сам Бог не знает, что Он есть» [Аврора, 344, § 17.].
Выхождение из себя абсолютного духа есть, во-первых, свободное, его не нужно смешивать с
тем внутренним рождением, а также и с
тем внешним, вытекающим из необходимости (Not) или инстинкта рождением и зачатием.
Тем, что для άπειρον полагается πέρας и из укона создается меон, установляется и различение свободы и необходимости: отрицательная свобода пустоты связывается гранями бытия, которые образуют для него закон, как
внутреннюю необходимость.
Так как ей принадлежит положительное всеединство,
то ею обосновывается вся связность бытия, установляющая не механическое чередование, но
внутреннее последование событий, иначе говоря, объективное время, ибо время не есть голое чередование, вытеснение прошлого настоящим, клочкообразная разорванность бытия.
Но какой смысл имеет это при сопоставлении
того, что происходит во времени и осуществляется мировым творчеством, как задача и
внутренний закон жизни, и
того, что выше времени и самого бытия?
Это
внутреннее соответствие материи форме, этот голос материи, хорошо знает художник, который умеет понимать и уважать материал, уловлять его стиль, тон, идею, будет ли
то дерево, мрамор, металл, краски, звук, слово.
Эта
внутренняя норма любви, по которой сама она творит себе суд, не содержит в себе ничего противоречивого, как нет противоречия, напр., в
том, что человек одновременно есть отец и сын, муж и брат или мать и дочь, сестра и жена.
То сказал ему
внутренний голос, самосознание мужа, потому что он не знал ведь о
том, как была создана Ева.
Если грехопадение сопровождалось глубоким извращением в жизни пола, являлось прежде всего болезнью первозданного брака,
то в искуплении следует видеть оздоровление природы брака, благодаря которому онтологически он становится уже «во Христа и во Церковь», соответствует его
внутренней естественной норме, вытекающей из полноты образа Божия в человеке.
Так великий поэт породил с
внутренней необходимостью
того, кто в сознании своем уже не мыслит себя только художником.
Разрыв мужского и женского начала, отличающий природу власти и проявляющийся в ее жестком и насильническом характере, коренится в изначальном нарушении полового равновесия в человечестве, а вовсе не связан с
той или иной частной формой государственности, которая и вся-то вообще есть внешняя реакция на
внутреннее зло в человеке.
Неточные совпадения
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же
внутреннего распоряжения и
того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Был, после начала возмущения, день седьмый. Глуповцы торжествовали. Но несмотря на
то что
внутренние враги были побеждены и польская интрига посрамлена, атаманам-молодцам было как-то не по себе, так как о новом градоначальнике все еще не было ни слуху ни духу. Они слонялись по городу, словно отравленные мухи, и не смели ни за какое дело приняться, потому что не знали, как-то понравятся ихние недавние затеи новому начальнику.
Глупову именно нужен был"сумрак законов",
то есть такие законы, которые, с пользою занимая досуги законодателей, никакого
внутреннего касательства до посторонних лиц иметь не могут.
Что касается до
внутреннего содержания «Летописца»,
то оно по преимуществу фантастическое и по местам даже почти невероятное в наше просвещенное время.
Как и всякое выражение истинно плодотворной деятельности, управление его не было ни громко, ни блестяще, не отличалось ни внешними завоеваниями, ни
внутренними потрясениями, но оно отвечало потребности минуты и вполне достигало
тех скромных целей, которые предположило себе.