Неточные совпадения
И процесс заказыванья в трактире нравился Палтусову. Он любил этих ярославцев, признавал за ними большой ум и такт, считал самою тонкою, приятною и оригинальною прислугой; а он живал и в Париже и в Лондоне. Ему
хотелось всегда потолковать
с половым, видеть склад его ума, чувствовать связь
с этим мужиком, способным превратиться в рядчика, в фабриканта, в железнодорожного концессионера.
Палтусов опять нелицемерно наморщил лоб. Ему очень
хотелось покалякать
с этим «славным малым», которого он считал «умницей» и даже «ученым». Но дело не ждало. Он это и объяснил Пирожкову.
Поторговались. Шандал куплен за рубль пятнадцать копеек. Нести его очень неловко. Иван Алексеич опять перешел улицу, поравнялся
с бумажными лавками в начале «глаголей» гостиного двора.
Захотелось вдруг купить графленой бумаги и записную книжку. Это еще больше его затруднило; но он успокоился после этих новых покупок.
С главным приказчиком отделения сукон она перекинулась двумя-тремя словами, но в отделении шерстяного и бумажного товара ей
захотелось пробыть подольше.
— Ему, изволите видеть, непременно
хотелось прямо в действительные статские… или чтоб Станислава через плечо… А вместо того и коллежского не получил. Так мы
с вами, дяденька, тут не причинны.
— Помилуйте-с!.. — прошептал Нетов. Ему ужасно
захотелось съежиться.
Старуха приподнялась и спустила ноги
с кровати. Ей
захотелось самой поглядеть, как спят ее милые зверьки, дававшие ей и Фифине заработок на лишнюю чашку чаю, на платье и теплые чулки, на маленький подарочек внуке.
— A мне бы очень
хотелось поговорить
с ним.
Тася молчит. Она сидит
с закрытыми глазами. Ей не
хочется выходить из своего мирка. Перед ней все еще движутся живые люди
с такими точно лицами, платьем, прическами, какие она видела в театре лет больше восьми назад.
Тася прошла мимо афиш, и ей стало полегче. Это уже пахло театром. Ей
захотелось даже посмотреть на то, что стояло в листе за стеклом. Половик посредине широкой деревянной лестницы пестрел у ней в глазах. Никогда еще она
с таким внутренним беспокойством не поднималась ни по одной лестнице. Балов она не любила, но и не боялась — нигде. Ей все равно было: идти ли вверх по мраморным ступеням Благородного собрания или по красному сукну генерал-губернаторской лестницы. А тут она не решилась вскинуть голову.
— Видите ли, я взялся исполнить поручение… одного вашего родственника. А мне не
хотелось бы беспокоить вас. Я очень рад
с вами познакомиться… Мне так много говорили про вас и ваш дом. Старая Москва уходит, надо пользоваться…
Завтракать заехал Палтусов к Тестову; есть ему все еще не
хотелось со вчерашней еды и питья. Он наскоро закусил. Сходя
с крыльца, он прищурился на свет и хотел уже садиться в сани.
Захотелось напиться и Палтусову; за обедом это ему не удалось. Но не затем ли, чтоб не шевелить в душе никаких лишних вопросов? Когда хмель вступит в свои права, легко и сладко со всеми целоваться: и
с чистым юношей, и
с пройдохой адвокатом, и
с ожирелым клубным игроком,
с кем хочешь! Не разберешь — кто был студентом, кто нет.
В следующий антракт ему
захотелось подсесть к ней. Но это было не легко. Справа рядом
с ней сидела странная особа в косах; налево, тоже рядом, — курчавый молодец в коричневом пиджаке.
Завтра же она поедет к Жозефине. А если та завалена работой, так к Минангуа…
Хочется ей что-нибудь побогаче. Что, в самом деле, она будет обрезывать себя во всем из-за того, что Виктор Мироныч
с"подлыми"и"бесстыжими"француженками потерял всякую совесть? Да и в самом деле — для фирмы полезно. Каждый будет видеть, что платье тысячу рублей стоит. А ее знают за экономную женщину.
— Расскажите, пожалуйста, голубчик! Вот хоть этакая история, и то слава Богу. Немножко языки почешут. А то верите… Вот по осени вернешься из-за границы, такая бодрость во всех жилах, есть о чем покалякать, что рассказать… И чем дальше, тем хуже. К Новому году и говорить-то никому уж не
хочется друг
с другом; а к посту ходят, как мухи сонные. Так как же это Калакуцкий-то?
Палтусов прошел мимо стола
с генералом. Ему
хотелось оглядеть и другие комнаты. Он знал, что должна быть поблизости еще комната
с закуской, равняющейся целому ужину,
с водкой, винами и опять
с шампанским.
Палтусов отошел от доктора. В кабинет он не заглянул. Ему почему-то не
хотелось идти раскланиваться
с Евлампием Григорьевичем. Начинали кадриль. Он бросился искать свою даму.
В большой комнате, где лежали всякие вещи: металлические прессы, образчики, бракованные куски сукна, Любаша остановила Рубцова. Анна Серафимовна еще не сходила
с Тасей
с верхнего этажа. Рубцову
захотелось курить.
— И отдам, когда мне
захочется. Когда они у меня будут! — глухо крикнула она, но тотчас же ее голос зазвучал по-другому, глаза мигнули раз, другой и как будто подернулись влагой. — У меня теперь ничего нет, — продолжала она уже не гневно, а искренне, — а когда меня выделят, я сумею употребить
с толком деньгу, какая у меня будет. Я и хотела… по душе
с тобой говорить… Устроили бы не кулаческое заведение… Коли ты другой человек, не промышленник, вот бы и мог…
Отправились сначала в «казарму». Анне Серафимовне
хотелось, чтобы родственница Палтусова видела, как помещены рабочие. Побывали и в общих камерах и в квартирках женатых рабочих. В одной из камер стоял очень спертый воздух. Любаша зажала себе
с гримасой нос и крикнула...
Надо выиграть время… Будь это не такой купеческий"братец" — они бы столковались… Но тут трусливая алчность:
хочется поскорее пощупать свой капитал, свалившийся
с неба.
Он вышел на воздух. И разом все вернулось к нему… Он вор!.. Хотел разжиться на чужие деньги. Мог сегодня, — когда брат Нетовой явился к нему, — прямо сказать:"Я вложил в такое-то дело сто тысяч… Вот кем представлены залоги… Вот документ, обеспечивающий эту сделку… нате". И как ни жаден этот идиот, он все-таки пошел бы на соглашение. А не пошел бы?.. Пускай начинал бы процесс, даже уголовное дело. Так нет!
Захотелось вынырнуть
с чужим капиталом!
— Добрая вы душа, сочувственная. Не бойтесь. Я волноваться не желаю.
С адвокатом я виделся. Выбрал не краснобая, а честного чудака… Я вижу… вам
хочется подробностей. Зачем копаться в этих дрязгах? Для меня — это партия в шахматы… На одном осекся, на другом выплыву!..
С год не бывал Пирожков в этом семействе. Он знал, что у них собирается хороший кружок; кое
с кем из их друзей он встречался. Ему давно
хотелось поближе к ним присмотреться. Теперь случай выпал отличный.
И представилась ей комнатка в части. Лежит теперь арестант на кушетке один, слышит звон колоколов, а разговеться не
с кем, рядом храпит хожалый, крыса скребется.
Захотелось ей полететь туда, освободить, оправить, сказать ему еще раз, что она готова на все.
Мало ли, много ли тому времени прошло: скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, — стала привыкать к своему житью-бытью молодая дочь купецкая, красавица писаная, ничему она уж не дивуется, ничего не пугается, служат ей слуги невидимые, подают, принимают, на колесницах без коней катают, в музыку играют и все ее повеления исполняют; и возлюбляла она своего господина милостивого, день ото дня, и видела она, что недаром он зовет ее госпожой своей и что любит он ее пуще самого себя; и захотелось ей его голоса послушать,
захотелось с ним разговор повести, не ходя в палату беломраморную, не читая словесов огненных.
Неточные совпадения
А при всем том страх
хотелось бы
с ним еще раз сразиться.
Пришел солдат
с медалями, // Чуть жив, а выпить
хочется: // — Я счастлив! — говорит. // «Ну, открывай, старинушка, // В чем счастие солдатское? // Да не таись, смотри!» // — А в том, во-первых, счастие, // Что в двадцати сражениях // Я был, а не убит! // А во-вторых, важней того, // Я и во время мирное // Ходил ни сыт ни голоден, // А смерти не дался! // А в-третьих — за провинности, // Великие и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!
Так вот что
с парнем сталося. // Пришел в село да, глупенький, // Все сам и рассказал, // За то и сечь надумали. // Да благо подоспела я… // Силантий осерчал, // Кричит: «Чего толкаешься? // Самой под розги
хочется?» // А Марья, та свое: // «Дай, пусть проучат глупого!» // И рвет из рук Федотушку. // Федот как лист дрожит.
Хотелось ему наказать"навозных"за их наглость, но,
с другой стороны, припоминалась осада Трои, которая длилась целых десять лет, несмотря на то что в числе осаждавших были Ахиллес и Агамемнон.
Сработано было чрезвычайно много на сорок два человека. Весь большой луг, который кашивали два дня при барщине в тридцать кос, был уже скошен. Нескошенными оставались углы
с короткими рядами. Но Левину
хотелось как можно больше скосить в этот день, и досадно было на солнце, которое так скоро спускалось. Он не чувствовал никакой усталости; ему только
хотелось еще и еще поскорее и как можно больше сработать.