Неточные совпадения
Как бы я, задним числом, ни придирался к тогдашней жизни, в период моего гимназического ученья (1846–1853 годы), я бы никак не мог поставить ее в такой мрачный свет,
как сделал,
например, М.Е.Салтыков в своем «Пошехонье».
Сохранилось все это у Садовского и даже достигло полной виртуозности и позднее,
как,
например, в роли Расплюева… Одно его появление и первый вздох уже настраивали всю залу на особый комический лад.
Загорецкий являлся у Шуйского высокохудожественной фигурой, без той несколько водевильной игривости,
какую придавал ей П.А. Каратыгин в Петербурге. До сих пор, по прошествии с лишком полвека, движется предо мною эта суховатая фигура в золотых очках и старомодной прическе, с особой походочкой, с гримировкой плутоватого москвича 20-х годов, вплоть до малейших деталей, обдуманных артистом,
например того, что у Загорецкого нет собственного лакея, и он отдает свою шинель швейцару и одевается в сторонке.
Из них весьма многие стали хорошими женами и очень приятными собеседницами, умели вести дружбу и с подругами и с мужчинами, были гораздо проще в своих требованиях, без особой страсти к туалетам, без того культа «вещей», то есть комфорта и разного обстановочного вздора, который захватывает теперь молодых женщин. О том, о чем теперь каждая барышня средней руки говорит
как о самой банальной вещи,
например о заграничных поездках, об игре на скачках, о водах и морских купаньях, о рулетке, — даже и не мечтали.
Ходили слухи и о нравах, напоминающих библейские сказания,
как,
например, об одном отце-кровосмесителе.
Случаев действительно возмущающего поведения, даже со стороны инспектора, я не помню. Профессора обращались с нами вежливо, а некоторые даже особенно ласково,
как,
например, тогдашний любимец Киттары, профессор-технолог, у которого все почти камералисты работали в лаборатории, выбирая темы для своих кандидатских диссертаций.
Затем, университет в его лучших представителях, склад занятий, отличие от тогдашних университетских городов, сравнительно,
например, с Казанью, все то, чем действительно можно было попользоваться для своего общего умственного и научно-специального развития;
как поставлены были студенты в городе; что они имели в смысле обще-развивающих условий;
какие художественные удовольствия;
какие формы общительности вне корпоративной, то есть почти исключительно трактирной (по"кнейпам") жизни,
какую вело большинство буршей.
Его можно было сравнивать только с губернскими городами, не такими,
как,
например, Саратов, Казань, Харьков, Киев, Нижний, но — весьма и весьма в его пользу — с такими,
как Владимир, Витебск, Кострома.
Как питомец тогдашних немецких аудиторий, он сохранил гораздо больший германский налет, чем,
например, Тургенев.
Некоторых профессоров —
например. Ивановского, Андреевского, Михайлова — я и в глаза не видал и слышал очень мало о том,
как они экзаменуют, к чему надо больше и к чему меньше готовиться.
Не считаю лишним сказать здесь с полной искренностью, что в те годы, когда я неожиданно стал землевладельцем и, должен был сводить свои счеты с крестьянами, я не был подготовлен в своих идеях и принципах к тому,
например, чтобы подарить крестьянам полный надел,
какой полагался тогда по уставным грамотам.
В
какой степени он действительно разделял,
например, тогдашнее credo Чернышевского в политическом и философском смысле — это большой вопрос. Но ему приятно было видеть, что после статей Добролюбова к нему уже не относятся с вечным вопросом, славянофил он или западник.
И все-таки она больше поражала, восхищала, действовала на нервы, чем захватывала вас порывом чувства, или задушевностью, или слезами, то есть теми сторонами женственности, в
каких проявляется очарование женской души. Все это,
например, она могла бы показать в одной из своих любимых ролей — в шиллеровской Марии Стюарт. Но она не трогала вас глубоко; и в предсмертной сцене не одного, меня неприятно кольнуло то, что она, отправляясь на эшафот, посылала поцелуи распятию.
Но с конца 1873 года я в"Вестнике Европы"прошел в течение 30 лет другую школу, и ни одна моя вещь не попадала в редакцию иначе,
как целиком, просмотренная и приготовленная к печати, хотя бы в ней было до 35 листов,
как,
например, в романе"Василий Теркин".
Ни я и никто из моих постоянных сотрудников не могли,
например, восхищаться теми идеалами,
какие Чернышевский защищал в своем романе"Что делать?", но ни одной статьи, фельетона, заметки не появилось и у нас (особенно редакционных), за которую бы следовало устыдиться.
Имей я больше удачи, наложи я руку с самого начала на критика или публициста с темпераментом и смелыми идеями (
каким,
например, был Писарев), журнал сразу получил бы другой ход.
Тогда все редакторы — самые опытные,
как,
например, Некрасов, — не требовали от авторов, чтобы вся вещь была приготовлена к печати. Так и я стал печатать"Некуда", когда Лесков доставил мне несколько глав на одну, много на две книжки.
Те, кто хорошо знал Николая Васильевича (
как,
например, Вейнберг или наш общий приятель проф. И.И.Иванюков), считали его одним из типичнейших представителей полосы 40-50-х годов.
Это женолюбие не носило, однако же, никакого цинического оттенка, а скорее отзывалось чувственной сентиментальностью,
какую мы знаем,
например, из биографии Бейля-Стендаля или Сент-Бева.
В театр я ездил и
как простой слушатель и зритель,
например в итальянскую оперу, и
как рецензент; но мои сценические знакомства сократились, так
как я ничего за этот период не ставил, и начальство стало на меня коситься с тех пор,
как я сделался театральным рецензентом. Ф.А.Снеткова, исполнительница моей Верочки в"Ребенке", вскоре вышла замуж, покинула сцену и переселилась в Москву, где я всего один раз был у нее в гостях.
Такая,
например, вещь,
как его"Полусвет", на огромное расстояние отстояла от слащаво-буржуазного склада скрибовского театра.
А обаяние его имени было тогда для лондонских обывателей совсем не такое,
как,
например, у нас среди молодой тогдашней интеллигенции.
Ни в одной столице Европы нет таких клубов,
как в Лондоне. Они занимают целые кварталы,
как,
например, улицу Pail-Mali, которая полна ими.
Не помню, чтобы в том, что он говорил тогда о России и русской журналистике, слышались очень злобные, личные ноты или прорывались резкие выражения. Нет, этого не было! Но чувствовалось все-таки, что у него есть счетыи с публикой, и с критикой, и с некоторыми собратами,
например, с Достоевским, который
как раз после «Дыма» явился к нему с гневными речами и потом печатно «отделал» его.
О Вене я,
как и многие мои сверстники, еще не побывавшие там, имел, конечно, некоторое представление, и даже кое в чем довольно живое, но меньшее, чем,
например, о Париже, когда ехал во Францию впервые в 1865 году.
В А.И. чуялось что-то гораздо ближе к нам, что-то более демократическое и знакомое нам, несмотря на то, что он был на целых 6 лет старше Тургенева и мог быть,
например, свободно моим отцом, так
как родился в 1812, а я в 1836. Но что особенно, с первой же встречи, было в нем знакомое и родное нам — это то, что в нем так сохранилось дитя Москвы, во всем: в тембре голоса, в интонациях, самом языке, в живости речи, в движениях, в мимической игре.
Как я замечал и выше, вы (хотя я,
например, был уже в конце 60-х годов мужчиной тридцати лет) всегда чувствовали между собою и Тургеневым какую-то перегородку, и не потому, чтобы он вас так поражал глубиной своего ума и знаний, а потому, что он не жил так запросами своей эпохи,
как Герцен, даже и за два месяца до своей смерти.
Среди молодых актрис выделялись такие милые ingenues,
как,
например, Штрауке, но настоящий венский жанр женской игры был водевильный, в местной Posse.
Салтыков сложился тогда вполне в того немножко Собакевича,
каким и умер. У него были приятели, но не из сотрудников журнала, хотя некоторых,
как,
например, Глеба Успенского, он по-своему любил и высоко ставил их талант.
Он и опереточным персонажам умел придавать нечто более тонкое,
как,
например, роли губернатора (то есть вице-короля, в подлиннике) в оффенбаховской"Периколе".
В репертуаре русского театра не было перемены к лучшему. Островский ставил по одной пьесе в год и далеко не лучшие вещи, к которым я
как рецензент относился — каюсь — быть может, строже, чем они того заслуживали,
например, хотя бы к такой вещи,
как"Лес", которую теперь дают опять везде, и она очень нравится публике.
Вы должны были представить ему все произведение, хотя бы в нем было до 35 листов (
как,
например, в моем"Василии Теркине").
Полвека и даже больше проходит в моей памяти, когда я сближаю те личности и фигуры, которые все уже кончили жизнь: иные — на каторге, другие — на чужбине. Судьба их была разная: одни умирали в Сибири колодниками (
как,
например, М.Л.Михайлов); а другие не были даже беглецами, изгнанниками (
как Г.Н.Вырубов), но все-таки доживали вне отечества, превратившись в «граждан» чужой страны, хотя и по собственному выбору и желанию, без всякой кары со стороны русского правительства.
А таких эмигрантов из ссыльных,
как Михайлов, Чернышевский, Лавров, Жуковский, Ткачев — знал гораздо раньше, еще с 1860 года и даже еще раньше,
как,
например, Михайлова: с ним я встречался еще тогда, когда я начинающим драматургом привез в Петербург свою первую комедию.
В этот перерыв более чем в четверть века Лондон успел сделаться новым центром эмиграции. Туда направлялись и анархисты, и самые серьезные политические беглецы,
как,
например, тот русский революционер, который убил генерала Мезенцева и к году моего приезда в Лондон уже успел приобрести довольно громкое имя в английской публике своими романами из жизни наших бунтарей и заговорщиков.