Неточные совпадения
Типичнейшая личность старой девицы Лизаветы (вольноотпущенной моей прабабки с материнской
стороны) вошла и
в мой первый
роман.
Как автор
романа, я не погрешил против субъективнойправды. Через все это проходил его герой. Через все это проходил и я.
В романе — это монография, интимная история одного лица, род «Ученических годов Вильгельма Мейстера», разумеется с соответствующими изменениями! Ведь и у олимпийца Гете
в этой первой половине
романа нет полной объективной картины, даже и многих уголков немецкой жизни, которая захватывала Мейстера только с известных своих
сторон.
Эти читатели были за тысячу верст далеки от всякого обвинения
в намерении действовать на половые инстинкты, а брали только художественную
сторону и бытописа-тельское содержание
романа и выражали мне безусловное одобрение.
Неточные совпадения
Ужель та самая Татьяна, // Которой он наедине, //
В начале нашего
романа, //
В глухой, далекой
стороне, //
В благом пылу нравоученья // Читал когда-то наставленья, // Та, от которой он хранит // Письмо, где сердце говорит, // Где всё наруже, всё на воле, // Та девочка… иль это сон?.. // Та девочка, которой он // Пренебрегал
в смиренной доле, // Ужели с ним сейчас была // Так равнодушна, так смела?
Пред ним встала картина, напомнившая заседание масонов
в скучном
романе Писемского: посреди большой комнаты, вокруг овального стола под опаловым шаром лампы сидело человек восемь;
в конце стола — патрон, рядом с ним — белогрудый, накрахмаленный Прейс, а по другую
сторону — Кутузов
в тужурке инженера путей сообщения.
Ему пришла
в голову прежняя мысль «писать скуку»: «Ведь жизнь многостороння и многообразна, и если, — думал он, — и эта широкая и голая, как степь, скука лежит
в самой жизни, как лежат
в природе безбрежные пески, нагота и скудость пустынь, то и скука может и должна быть предметом мысли, анализа, пера или кисти, как одна из
сторон жизни: что ж, пойду, и среди моего
романа вставлю широкую и туманную страницу скуки: этот холод, отвращение и злоба, которые вторглись
в меня, будут красками и колоритом… картина будет верна…»
И Райский развлекался от мысли о Вере, с утра его манили
в разные
стороны летучие мысли, свежесть утра, встречи
в домашнем гнезде, новые лица, поле, газета, новая книга или глава из собственного
романа. Вечером только начинает все прожитое днем сжиматься
в один узел, и у кого сознательно, и у кого бессознательно, подводится итог «злобе дня».
«Что я теперь буду делать с
романом? — размышлял он, — хотел закончить, а вот теперь
в сторону бросило, и опять не видать конца!»