— А испытания какие
Господь посылал на Кладенец… Татарский погром обрушился на наш край после разорения Владимира на Клязьме… Пришла гибель Кладенцу. Его князь один из немногих не пал духом и пошел на врагов и погиб в рядах своей рати… Шутка сказать, когда это было: пятьсот с лишком лет назад… И хан Берку чуть опять не истребил нашего города, и царевич татарский Драшна грозил ему огнем и мечом!
Неточные совпадения
И
пошли на такое дело небось не раскольники, живущие в Кладенце особым обществом, также бывшие крепостные другого
барина, а православные хресьяне, те самые, что ставят пудовые свечи и певчих содержат на мирские деньги, нужды нет, что половина их впроголодь живет.
— Вот что,
господа, — заговорил Виттих громким шепотом. — Вы, во всяком случае, погибли. Хотите
пойти вот на что: что сейчас вышло — умрет между нами. Я буду молчать — молчите и вы!
— Вы, Фрументий Лукич, язвительный человек. И ко мне всегда были не в пример строги. А я вот пришел прощаться с вами; к
господину Виттиху, хоть тот и подобрее, я не
пойду.
Карлик сжал губы и забегал глазами. Он зачуял, что барыня выспрашивает у него про
барина, стало быть, насчет чего-нибудь беспокоится. Если бы он и знал, то не сказал бы, когда и с кем Василий Иваныч ходил в лес. Между ним и обеими женщинами — Степанидой и барыней —
шла тайная борьба. К Теркину его привязанность росла с каждым днем.
Уедет Калерия Порфирьевна — и
барин здесь дня не выживет, дачу сдаст, все перевезет в посад и
пойдет кататься по Волге; может, и совсем переберется из этих краев…
Узнал он, продолжая вести себя как заезжий «
барин», что в день
идет у них до пяти кулей крупичатой муки, а во время макарьевской ярмарки — и больше.
Теркина встретил в передней, со старинным ларем, мальчик в сером лакейском полуфрачке, провел его в гостиную и
пошел докладывать
барину.
„Вот оно что! — сказал себе Теркин, и краска заиграла на его щеках. — Ты
пошел на скидку оттого, что я тебе свою бывшую любовницу уступил! Нет, шалишь,
барин!“
— Простите меня, Василий Иваныч, почивать вам мешаю. Может,
Господь вас
послал нам как ангела — избавителя. Чует мое сердце: ежели благородный человек не вступится — все пропадет пропадом. Думала я к предводителю обратиться. Да у нас и предводитель-то какой!.. Слезно вас прошу… Покойница на моих руках скончалась. Чуяла она, каково будет ее детищу… В ножки вам поклонюсь.
— Ведь вот,
господа, — он оторвал ветку от молодой сосенки, стоявшей около него, — для вас и для меня лес — известно что такое. Я вот сбираюсь даже удивить матушку-Россию своими делами по сохранению лесов; а ничего-то я не знаю. Да и профессора иного, который книжки специальные писал, приведи сюда — он наговорит много, но все это будет одна книжка; а у Антона Пантелеича каждое слово в глубь прозябания
идет.
Феклуша. Это, матушка, враг-то из ненависти на нас, что жизнь такую праведную ведем. А я, милая девушка, не вздорная, за мной этого греха нет. Один грех за мной есть точно; я сама знаю, что есть. Сладко поесть люблю. Ну, так что ж! По немощи моей
Господь посылает.
Анисью, которую он однажды застал там, он обдал таким презрением, погрозил так серьезно локтем в грудь, что она боялась заглядывать к нему. Когда дело было перенесено в высшую инстанцию, на благоусмотрение Ильи Ильича,
барин пошел было осмотреть и распорядиться как следует, построже, но, всунув в дверь к Захару одну голову и поглядев с минуту на все, что там было, он только плюнул и не сказал ни слова.
Кроткий отец иеромонах Иосиф, библиотекарь, любимец покойного, стал было возражать некоторым из злословников, что «не везде ведь это и так» и что не догмат же какой в православии сия необходимость нетления телес праведников, а лишь мнение, и что в самых даже православных странах, на Афоне например, духом тлетворным не столь смущаются, и не нетление телесное считается там главным признаком прославления спасенных, а цвет костей их, когда телеса их полежат уже многие годы в земле и даже истлеют в ней, «и если обрящутся кости желты, как воск, то вот и главнейший знак, что прославил Господь усопшего праведного; если же не желты, а черны обрящутся, то значит не удостоил такого
Господь славы, — вот как на Афоне, месте великом, где издревле нерушимо и в светлейшей чистоте сохраняется православие», — заключил отец Иосиф.
— Ничего; потерпят. Сейчас же пойду и распоряжусь. Ты, я слышала, за старым
барином посылал; открыться, что ли, ты ему хотел?
Неточные совпадения
Наскучило
идти — берешь извозчика и сидишь себе как
барин, а не хочешь заплатить ему — изволь: у каждого дома есть сквозные ворота, и ты так шмыгнешь, что тебя никакой дьявол не сыщет.
Осип. «Еще, говорит, и к городничему
пойду; третью неделю
барин денег не плотит. Вы-де с
барином, говорит, мошенники, и
барин твой — плут. Мы-де, говорит, этаких шерамыжников и подлецов видали».
Трубят рога охотничьи, // Помещик возвращается // С охоты. Я к нему: // «Не выдай! Будь заступником!» // — В чем дело? — Кликнул старосту // И мигом порешил: // — Подпаска малолетнего // По младости, по глупости // Простить… а бабу дерзкую // Примерно наказать! — // «Ай,
барин!» Я подпрыгнула: // «Освободил Федотушку! //
Иди домой, Федот!»
За конокрадство, кажется, // Судился, звали Сидором, // Так из острога
барину // Он
посылал оброк!
— //
Иди! ты любишь
бар!» // — Нет, сами вы попробуйте!