Неточные совпадения
Русская интеллигенция,
хотя и зараженная поверхностными позитивистическими идеями,
была чисто русской в своей безгосударственности.
Все наши сословия, наши почвенные слои: дворянство, купечество, крестьянство, духовенство, чиновничество, — все не
хотят и не любят восхождения; все предпочитают оставаться в низинах, на равнине,
быть «как все».
Это всемирное по своим притязаниям мессианское сознание евреев
было оправдано тем, что Мессия явился в недрах этого народа,
хотя и
был отвергнут им.
И это
было вполне осознано католичеством,
хотя и скреплено с относительными телесно-историческими явлениями (папизм).
Розанов
хочет с художественным совершенством выразить обывательскую точку зрения на мир, тот взгляд старых тетушек и дядюшек, по которому государственная служба
есть дело серьезное, а литература, идеи и пр. — пустяки, забава.
И если
есть желанный смысл этой войны, то он прямо противоположен тому смыслу, который
хочет установить Розанов.
В хлыстовском сектантском движении
есть ценная религиозная энергия,
хотя и не просветленная высшим сознанием.
Нельзя полагать русскую самобытность в том, что русские должны
быть рабами чужой активности,
хотя бы и немецкой, в отличие от немцев, которые сами активны!
Но германское сознание у Фихте, у старых идеалистов и романтиков, у Р. Вагнера и в наше время у Древса и Чемберлена с такой исключительностью и напряженностью переживает избранность германской расы и ее призванность
быть носительницей высшей и всемирной духовной культуры, что это заключает в себе черты мессианизма,
хотя и искаженного.
Если Европа
хотела оставаться монополистом и пребывать в своем европейском самодовольстве, она должна
была воздержаться от мировой войны.
Человек окончательно
был водворен на замкнутую социальную территорию, на ней
захотел он
быть господином, забыл обо всем остальном мире и об иных мирах, на которые не простирается его власть и господство.
Жестокость войны, жестокость нашей эпохи не
есть просто жестокость, злоба, бессердечие людей, личностей,
хотя все это и может
быть явлениями сопутствующими.
Наоборот, сильное чувство личности
есть в том мужественном начале, которое начало историю и
хочет довести ее до конца.
Германские социал-демократы давно уже делают реальную, конкретную и относительную политику,
хотя раньше и они
были абсолютистами.
У нас часто убивают людей посредством приклеивания ярлыков — «реакционер», «консерватор», «оппортунист» и т. п.,
хотя, может
быть, за этим скрывается более сложное и оригинальное явление, неопределимое обычными категориями.
Во имя некоторой бесспорной правды демократии, идущей на смену нашей исконной неправде, мы готовы
были забыть, что религия демократии, как она
была провозглашена Руссо и как
была осуществляема Робеспьером, не только не освобождает личности и не утверждает ее неотъемлемых прав, но совершенно подавляет личность и не
хочет знать ее автономного бытия.
Воля народа не может
быть принята формально бессодержательно, как утверждение абсолютного права народной воли, воли большинства, воли массового количества господствовать в каком угодно направлении, чего угодно
хотеть, что угодно давать и отнимать.
Но народ не
есть механическая бесформенная масса, народ
есть некий организм, обладающий характером, дисциплиной сознания и дисциплиной воли, знающий, чего он
хочет.
Отвлеченный демократизм всегда
есть формализм, он не
хочет знать содержания народной воли, народного сердца, народной мысли, ему важно лишь формальное народовластие.
И та точка зрения, которую я
хочу защитить, может
быть названа «духовным марксизмом».
Существование человека, взятого в глубине, а не в поверхности,
есть единственное свидетельство существования Бога, так как человек
есть отображение образа Бога,
хотя часто и искажающее этот свой образ.
Человек
есть не только конечное существо, как
хочет утверждать современная мысль, он
есть также бесконечное существо, он
есть бесконечность в конечной форме, синтез бесконечного и конечного.
Это достаточно выяснено Кантом,
хотя он
был непоследователен, признавая причинные отношения между вещью в себе и явлением.
Но для этого должно
быть то, что выше его,
хотя и не вне его и не над ним.
И режим, который он
хотел создать,
был тоталитарным режимом.
Если императоры говорили, что они призваны не только управлять государством, но и заботиться о спасении душ своих подданных, то теперь новый кесарь тоже заботится о спасении души,
хотя бы то
было спасение души от религиозных суеверий.
И
есть свобода, от которой человек не имеет права отказываться, если
хочет сохранить достоинство человека, — такова свобода совести, свобода духа.
И
было изменой христианству, когда христианскую правду
хотели сделать принудительной.
Противоположение индивидуализму совершенно неверное и путаное, потому что совсем не
было того индивидуализма, который
хотят отрицать.
Соборность церковная не
есть какой-либо авторитет,
хотя бы авторитет собора епископов и даже вселенских соборов, а
есть пребывание в общении и любви церковного народа и Духа Святого.
Настоящая тирания может
быть оправдана ложной мистикой,
хотя слово мистика может не только не употребляться, но даже
быть запрещено.
Но единственное оправдание социализма заключается в том, что он
хочет создать общество, в котором ни один человек не
будет объектом и вещью, каждый
будет субъектом и личностью.
На почве греческой философии философия истории не
была возможна, она возможна лишь на иудео-христианской почве,
хотя бы это и не сознавалось.
Маркс
хотел ввести конкретного человека в философское миросозерцание и думал, что он это делает, утверждая материализм,
хотя материализм
есть абстрактная, наименее конкретная из философий.
Никто не мог с достаточной отчетливостью объяснить, что
хотят сказать, когда говорят, что идеология и духовная культура
есть «надстройка» над экономикой и классовым строем общества.
Если
хотят сказать, что экономика и классовое положение людей влияют на идеологию, на умственную и моральную и духовную жизнь, то это можно вполне признать, не
будучи ни марксистом, ни материалистом.
Она
была скорее у А. Богданова, который
хотел построить чисто социальную философию.
Национализму
хотели противопоставить интернационализм, который
есть другая болезнь.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе
хочу, чтоб наш дом
был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое
было амбре, чтоб нельзя
было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести, то
есть не двести, а четыреста, — я не
хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно
было восемьсот.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто
хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что
будет, то
будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Наскучило идти — берешь извозчика и сидишь себе как барин, а не
хочешь заплатить ему — изволь: у каждого дома
есть сквозные ворота, и ты так шмыгнешь, что тебя никакой дьявол не сыщет.
Анна Андреевна. Цветное!.. Право, говоришь — лишь бы только наперекор. Оно тебе
будет гораздо лучше, потому что я
хочу надеть палевое; я очень люблю палевое.