Неточные совпадения
Великая ложь и страшная ошибка религиозного и нравственного суждения — оставлять
человека в низинах этого «мира» во имя послушания последствиям
греха.
Отъединенная подавленность сама по себе есть уже
грех против Божественного призвания
человека, против зова Божьего, Божьей потребности в
человеке.
Но она была ценной ориентировкой в необходимости и священным познавательным послушанием последствиям содеянного
человеком греха.
В обычном христианском сознании истина о человеке-микрокосме задавлена чувством
греха и падения
человека.
Лишь богоусыновление
человека, совершенное Христом, восстановление Христом человеческой природы, поврежденной
грехом и отпадением, раскрывает тайну о
человеке и его первородстве, тайну лика человеческого.
В святоотеческом христианстве был монофизитский уклон, робость в раскрытии человеческой природы Христа, а потому и божественной природы
человека, подавленность
грехом и жаждой искупления
греха.
Антропология эта все еще слишком подавлена сознанием падения
человека, она учит о страстях
человека и об избавлении от
греха.
Второй евангельский завет Бога и
человека имеет прямое отношение лишь к искуплению
греха через божественную любовь и благодать.
Абсолютная христологическая истина одной своей стороной обращена к искуплению
греха и спасению от зла, другой же своей стороной обращена к положительному, творческому призванию
человека, открывает христологию
человека.
Евангельский аспект Христа как Бога, приносящего себя в жертву за
грехи мира, еще не раскрывает творческую тайну
человека.
Закон начинает борьбу со злом и
грехом, искупление завершает эту борьбу, в творчестве же свободном и дерзновенном призван
человек творить мир новый и небывалый, продолжать творенье Божье.
Как существо падшее, порабощенное последствиям
греха и попавшее во власть необходимости,
человек должен пройти через тайну искупления, должен в мистерии искупления восстановить свою богоподобную природу, вернуть себе утерянную свободу.
Экономический материализм — самая совершенная и крайняя философия
греха, философия
человека, не искупившего
грех и ведающего лишь закон.
Религиозно-нравственным совершенством искупает
человек грех, приобщается к искуплению, стяжает жизнь вечную.
Цель
человека не спасение, а творческое восхождение, но для творческого восхождения нужно спасение от зла и
греха.
Христос, распятый за
грехи мира при Понтии Пилате, и Христос Грядущий, который явится во славе, — один и тот же Христос, Абсолютный
Человек, и в Нем раскрывается тайна о
человеке.
По этому ветхому сознанию в здешнем мире удел
человека лишь искупление
греха, изживание
греха, творчество же будет возможно лишь на том свете, да и то еще неизвестно, так как «тот свет» представляется статически, а не динамически.
Человек, искупающий свой
грех, как бы хочет, чтобы его человеческая природа перестала существовать, чтобы существовала одна лишь божественная природа.
Эта печать
греха и связанной с ним необходимости лежит на всей культуре, в ней невыразим творческий дух
человека.
Творческая природа
человека обессилена падением и
грехом, она попала в рабство к необходимости.
Эта космичность
человека была придавлена
грехом, и она окончательно будет раскрыта лишь в творческую эпоху.
И в культуре своей, начиная с техники и хозяйства и кончая науками и искусствами,
человек как бы искупал свой
грех и творчество его не было теургично.
Победа над
грехом должна восстановить творческие силы
человека, вернуть творению динамику.
Христос — Абсолютный
Человек не открывает новых творческих возможностей, в Нем не продолжается творение, в Нем лишь искупается
грех, и через Него возвращается
человек в лоно Отца.
Свобода всечеловека — Адама не была еще соединена с свободой Абсолютного
Человека — Христа, и в ней скрывалось семя падения и
греха.
И обессиливающий
грех был все же знаком мощи
человека.
«Если преуспел он в посте, во бдении, в псалмопении, во всяком подвиге и во всякой добродетели, но на жертвеннике сердца его не совершено еще благодатию таинственной действие Духа, при полном ощущении и духовном упокоении: то все таковое чинопоследование подвижничества несовершенно и почти бесполезно; потому что
человек не имеет духовного радования, таинственно производимого в сердце» (с. 438).] и мистики говорят, что покаяние должно быть плодоносно, что покаяние не должно доводить до духовного отчаяния, ибо отчаяние — самый большой
грех.
Нельзя измерять христианства индивидуальным возрастом
человека, его индивидуальными заслугами, степенью его победы над
грехом.
А послушание последствиям
греха делает безопасной жизнь
человека в «мире».
Христианство твердо знает, что
люди рождают во
грехе, что греховно соединение полов в природном родовом порядке, и хочет ослабить, обезвредить
грех путем приспособления и послушания.
Мораль оказалась выражением тяготы мира, подавленности
человека грехом и его последствиями.
Момент искупления
греха в жизни
человека неизбежно связан с послушанием и смирением, с отречением от самоутверждения, с жертвой духовной гордыней.
Бессилие
человека искупить собственными природными силами
грех, обращение к помощи Искупителя есть бессилие падшей человеческой природы, бессилие разъединения с Богом.
В жизни моральной, как и в жизни познавательной, художественной, половой, новый
человек жаждет творить новую жизнь, а не только нести послушание последствиям
греха, не только приспособляться к условиям этого мира.
Всякое понижение ценности, качества, индивидуальности, творчества во имя средне-общего, количественного, во имя благополучия, устроения и распределения есть
грех перед Богом и перед божественным в
человеке.
Утилитарно-альтруистическая мораль не допускает восхождения
человека, слишком большого повышения качеств и ценностей индивидуальности, как
греха против «других».
Сплошная моралистическая возвышенность может быть
грехом против богатства творческой природы
человека, против полноты индивидуальной жизни, против смысла множественности.
В
человеке не только отрицательно должен быть изобличен законом и искуплен
грех, но и положительно должна раскрыться его творческая природа, его серафически-безгрешная, богоподобная природа.
Отрицание
греха гуманизмом не могло быть откровением серафически-безгрешной природы
человека, природы, предназначенной к творчеству.
В этом отрицании был новый
грех, закрывавший образ Божий в
человеке, ибо было отступничество от божественного в
человеке.
В сущности, старохристианский, православный и католический, угол зрения на мир исключает возможность борьбы со злом в мире, с неправдой и несправедливостью в миропорядке, ибо мирочувствие это признает лишь
грех и его роковые последствия, но не признает противостоящего
человека злу, несправедливости в земных положениях
людей, в строе жизни.
В мистике было предварение творческой религиозной эпохи, как было и в других явлениях мировой культуры, но и в мистике нес
человек послушание последствиям
греха.
Грешный
человек жаждет раствориться в Божестве и в полной отрешенности от всего человеческого и личного погасить
грех и его горестные последствия.
Пантеистическая мистика не знает самобытной творческой энергии
человека, она не антропологична, для нее индивидуальность
человека есть
грех и отпадение и всякое достижение
человека есть действие самого Божества в отрешенности от всего человеческого.
Скрытые, оккультные силы
человека, потенциально всегда ему присущие, но подавленные
грехом, должны раскрыться, выявиться и направиться на творчество в природе.
Историческая Петрова церковь бессильна удовлетворить современного
человека, она не может справиться с его религиозной трагедией, она всегда отвечает не на то, о чем спрашивают, она утоляет не ту муку, лечит не те раны, она помогает спастись от
грехов младенческих, но ничего не в силах сделать с
грехами зрелыми, она не хочет знать нового в
человеке.
Откроется
человеку тайна, скрываемая от младенцев в эпоху опеки, — тайна о том, что послушание не есть последнее в религиозном опыте, а лишь временный метод, что в дерзновенном и жертвенном почине должна быть преодолена младенческая безопасность, что
грех будет окончательно побежден подвигом творчества.
Превращение Голгофской правды искупления в силу враждебную творческому откровению о
человеке есть
грех и падение человеческое, рождающее мировую религиозную реакцию, задержку всеразрешающего конца мира, создания нового неба и новой земли.
Неточные совпадения
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать. Да и странно говорить: нет
человека, который бы за собою не имел каких-нибудь
грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
— Ваше сиятельство! да кто ж из нас, как следует, хорош? Все чиновники нашего города —
люди, имеют достоинства и многие очень знающие в деле, а от
греха всяк близок.
Феклуша. Нельзя, матушка, без
греха: в миру живем. Вот что я тебе скажу, милая девушка: вас, простых
людей, каждого один враг смущает, а к нам, к странным
людям, к кому шесть, к кому двенадцать приставлено; вот и надобно их всех побороть. Трудно, милая девушка!
Феклуша. Конечно, не мы, где нам заметить в суете-то! А вот умные
люди замечают, что у нас и время-то короче становится. Бывало, лето и зима-то тянутся-тянутся, не дождешься, когда кончатся; а нынче и не увидишь, как пролетят. Дни-то, и часы все те же как будто остались; а время-то, за наши
грехи, все короче и короче делается. Вот что умные-то
люди говорят.
Катерина. Поди от меня! Поди прочь, окаянный
человек! Ты знаешь ли: ведь мне не замолить этого
греха, не замолить никогда! Ведь он камнем ляжет на душу, камнем.