Неточные совпадения
Нужно признать характерным свойством русской
истории, что в ней долгое время силы русского
народа оставались как бы в потенциальном, не актуализированном состоянии.
Общепринято мнение, что татарское иго имело роковое влияние на русскую
историю и отбросило русский
народ назад.
История русского
народа одна из самых мучительных
историй: борьба с татарскими нашествиями и татарским игом, всегдашняя гипертрофия государства, тоталитарный режим Московского царства, смутная эпоха, раскол, насильственный характер петровской реформы, крепостное право, которое было самой страшной язвой русской жизни, гонения на интеллигенцию, казнь декабристов, жуткий режим прусского юнкера Николая I, безграмотность народной массы, которую держали в тьме из страха, неизбежность революции для разрешения конфликтов и противоречий и ее насильственный и кровавый характер и, наконец, самая страшная в мировой
истории война.
После
народа еврейского, русскому
народу наиболее свойственна мессианская идея, она проходит через всю русскую
историю вплоть до коммунизма.
Без насильственной реформы Петра, столь во многом мучительной для
народа, Россия не могла бы выполнить своей миссии в мировой
истории и не могла бы сказать свое слово.
Чаадаев думал, что силы русского
народа не были актуализированы в его
истории, они остались как бы в потенциальном состоянии.
Неактуализированность сил русского
народа в прошлом, отсутствие величия в его
истории делаются для Чаадаева залогом возможности великого будущего.
Идея, высказанная уже Чаадаевым, что русский
народ, более свободный от тяжести всемирной
истории, может создать новый мир в будущем, развивается Герценом и народническим социализмом.
При таком философском миросозерцании трудно было оправдать мессианскую веру в русский
народ, трудно было обосновать философию
истории и этику Герцена.
Но в противоречии со своей пессимистической философией
истории он верил в будущее русского
народа.
Она выразилась в его бунте против
истории и против всякого насилия, в его любви к простому трудовому
народу.
Розанов думает, что русскому
народу не свойствен пафос величия
истории, и в этом он видит преимущество перед
народами Запада, помешанными на историческом величии.
То, что Россия так огромна, есть не только удача и благо русского
народа в
истории, но также и источник трагизма судьбы русского
народа.
Нет, кажется,
народа в
истории, который совмещал бы в своей
истории такие противоположности.
Даже в
истории народов: этими случаями наполнены томы Юма и Гиббона, Ранке и Тьерри; люди толкаются, толкаются в одну сторону только потому, что не слышат слова: «а попробуйте — ко, братцы, толкнуться в другую», — услышат и начнут поворачиваться направо кругом, и пошли толкаться в другую сторону.
Что бы он ни делал, какую бы он ни имел цель и мысль в своем творчестве, он выражает, волею или неволею, какие-нибудь стихии народного характера и выражает их глубже и яснее, чем сама
история народа.
Нельзя и ожидать, говорят они, чтобы оголтелые казаки сознавали себя живущими в государстве; не здесь нужно искать осуществления идеи государственности, а в настоящей, заправской Европе, где государство является продуктом собственной
истории народов, а не случайною административною подделкой, устроенной ради наибольшей легкости административных воздействий.
Неточные совпадения
Главное препятствие для его бессрочности представлял, конечно, недостаток продовольствия, как прямое следствие господствовавшего в то время аскетизма; но, с другой стороны,
история Глупова примерами совершенно положительными удостоверяет нас, что продовольствие совсем не столь необходимо для счастия
народов, как это кажется с первого взгляда.
Перечитывая эти записки, я убедился в искренности того, кто так беспощадно выставлял наружу собственные слабости и пороки.
История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее
истории целого
народа, особенно когда она — следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление. Исповедь Руссо имеет уже недостаток, что он читал ее своим друзьям.
— Интересно, что сделает ваше поколение, разочарованное в человеке? Человек-герой, видимо, антипатичен вам или пугает вас, хотя
историю вы мыслите все-таки как работу Августа Бебеля и подобных ему. Мне кажется, что вы более индивидуалисты, чем народники, и что массы выдвигаете вы вперед для того, чтоб самим остаться в стороне. Среди вашего брата не чувствуется человек, который сходил бы с ума от любви к
народу, от страха за его судьбу, как сходит с ума Глеб Успенский.
Затем, при помощи прочитанной еще в отрочестве по настоянию отца «
Истории крестьянских войн в Германии» и «Политических движений русского
народа», воображение создало мрачную картину: лунной ночью, по извилистым дорогам, среди полей, катятся от деревни к деревне густые, темные толпы, окружают усадьбы помещиков, трутся о них; вспыхивают огромные костры огня, а люди кричат, свистят, воют, черной массой катятся дальше, все возрастая, как бы поднимаясь из земли; впереди их мчатся табуны испуганных лошадей, сзади умножаются холмы огня, над ними — тучи дыма, неба — не видно, а земля — пустеет, верхний слой ее как бы скатывается ковром, образуя все новые, живые, черные валы.
— Сам
народ никогда не делает революции, его толкают вожди. На время подчиняясь им, он вскоре начинает сопротивляться идеям, навязанным ему извне.
Народ знает и чувствует, что единственным законом для него является эволюция. Вожди всячески пытаются нарушить этот закон. Вот чему учит
история…