Неточные совпадения
Философия человечна, философское познание —
человеческое познание; в ней всегда
есть элемент
человеческой свободы, она
есть не откровение, а свободная познавательная реакция человека на откровение.
Познающий же субъект не
есть бытие, субъект гносеологичен, а не онтологичен, он
есть идеальные логические формы, совсем не
человеческие, связь которых с человеком остается непонятной.
Между тем как основной вопрос познания
есть вопрос об отношении между трансцендентальным сознанием или гносеологическим субъектом и человеком, живой и конкретной
человеческой личностью.
Принципиально
был более прав св. Фома Аквинат, который, правда, унижает человека, причисляя его к низшим интеллектам, но ставит вопрос о
человеческом познании, о познании человека.
Познание духа, самого духа, а не
человеческих мыслей и душевных состояний, не может
быть объективированием.
Тоска по Богу в
человеческой душе и
есть тоска от невозможности остаться навеки с различением добра и зла, со смертельной горечью оценки.
Книга эта хочет
быть опытом конкретного учения о
человеческой жизни, о ее смысле, ее целях и ценностях.
Социальность не может
быть верховной ценностью и конечной целью
человеческой жизни.
Теодицея
есть лишь защита Бога от
человеческих понятий о Боге, от возведенной на Него клеветы.
Свобода воли совсем не
есть источник
человеческого творчества, она
есть источник ответственности и возможности наказания.
Начало сверхчеловеческое
есть конститутивный признак
человеческого бытия.
Такого рода антропология совсем не раскрывает учения об образе и подобии Божьем в человеке и может
быть источником натуралистического понимания
человеческой природы.
Человек тут определяется по принципу, который не
есть человеческий принцип.
И остается непонятным, что
есть специфически
человеческое.
Но ни разум в нем, ни животное не
есть специфически
человеческое.
Но динамизм
человеческой природы совсем не
есть эволюция.
Личность
есть ценность, стоящая выше государства, нации,
человеческого рода, природы, и она, в сущности, не входит в этот ряд.
Он готов
был отречься от первородства и независимости
человеческого духа и совести.
Человек
есть половое существо, и половая полярность характеризует
человеческую природу.
Пол совсем не
есть функция
человеческого организма, пол
есть свойство всего организма человека, каждой его клетки.
И великая задача человека всегда
была в том, чтобы энергию пола не уничтожить, а сублимировать,
Человеческая цивилизация,
человеческое сознание пытается наложить оковы на энергию пола, на полярность
человеческой природы.
Но эта нужда в материале не означает, что
человеческое творчество не
есть творчество из ничего.
Это и побуждает говорить, что
человеческое творчество не
есть творчество из ничего.
Но
есть граница
человеческого творчества, которая указывает на основное различие от творчества Божественного.
Для личности совсем непереносима мысль, что она
есть не Божье, а
человеческое творение.
Корни
человеческого существа уходят в добытийственную бездну, в бездонную, меоническую свободу, и в борьбе за личность, за Божью идею человек должен
был вырабатывать сознание с его границами, освещать тьму, проводить через цензуру сознания подсознательные влечения и инстинкты.
Сознание
есть интуитивный акт
человеческого «я» относительно самого себя, после которого пережитое входит в память, и вместе с тем различение «я» от «не я», от окружающего мира.
В подсознательном
человеческой души
есть травмы и поранения с раннего детства, и сознание не столько излечивает раны, сколько прикрывает их.
Это и
есть настоящее изобличение
человеческого подполья, греховной бездны в человеке, крушение всех возвышенных иллюзий.
Этика в глубоком смысле слова должна
быть учением о пробуждении
человеческого духа, а не сознания, творческой духовной силы, а не закона и нормы.
Когда иерархический принцип связывают не с высшим качеством, противостоящим количеству и массе, а с греховностью
человеческой природы, которая должна
быть скована, смирена и водима сверху, то это приводит к извращению антропологии.
Иерархизм этот совсем не
есть иерархизм
человеческий.
Но высший иерархизм
есть иерархизм
человеческий.
Церковь не может существовать без епископов и священников, каковы бы ни
были их
человеческие качества, но внутренне живет и дышит церковь святыми, пророками и апостолами, религиозными гениями и талантами, религиозными героями и подвижниками.
Иерархия безличная, нечеловеческая, ангельская (в церкви)
есть иерархия символическая, отображающая, ознаменовывающая, иерархия же
человеческая и личная
есть иерархия реальная, иерархия реальных качеств и достижений.
И основная идея христианства о человеке
есть идея реалистическая, а не символическая,
есть идея реального преображения и просветления тварной природы человека, т. е. достижение высших качеств, а не символического ознаменования в мире
человеческом мира нечеловеческого.
Этика не может
быть основана на разрыве Бога и человека, божественного и
человеческого.
Человеческая личность для Канта совсем не
есть ценность, она
есть лишь формальный, общеобязательный, законнический принцип.
Фарисейство
есть настолько глубокий и устойчивый элемент
человеческой природы, обращенной к закону, что оно по-своему понимает христианство и деформирует его.
Но то, как отражается в
человеческом мире благодать и как она искажается в нем, может
быть враждебно и свободе и личности.
Жажда искупления
есть великое ожидание, что Бог и боги примут участие в разрешении мучительной проблемы добра и зла, примут участие в
человеческих страданиях.
Жажда искупления
есть жажда примирения с Богом и единственный путь победы над атеизмом, внушенным
человеческому сердцу злом и страданием мира.
Искупление вовсе не
есть примирение Бога с человеком, как то извращенно представляет ограниченное
человеческое сознание (судебная теория искупления).
Так можно формулировать основную этическую проблематику: может ли
быть идея добра целью
человеческой жизни и источником всех жизненных оценок?
И различие тут нужно видеть прежде всего в том, что христианская любовь конкретна и лична, гуманистическая же любовь отвлеченна и безлична, что для христианской любви дороже всего человек, для гуманистической же любви дороже всего «идея», хотя бы то
была «идея» человечества и
человеческого блага.
Особенно трудно это
было вместить церковной иерархии, которая действовала в мире и искажалась
человеческими страстями и грехами.
Церковь в истории пыталась обезвредить и обезопасить нравственный переворот, совершенный Евангелием, но невозможно
было совсем скрыть, что мораль евангельская, мораль Христова не походит на мораль мира, на мораль
человеческую.
И отношение Каренина к Вронскому перестало
быть законническим, стало
человеческим.
Вот это и
есть самое страшное поражение, которое христианство потерпело в
человеческих сердцах, самое страшное извращение и искажение.
Переживание жалости, сострадания
есть одно из самых трансцендентных, потрясающих
человеческих переживаний.
Неточные совпадения
"
Была в то время, — так начинает он свое повествование, — в одном из городских храмов картина, изображавшая мучения грешников в присутствии врага рода
человеческого.
Сделавши это, он улыбнулся. Это
был единственный случай во всей многоизбиенной его жизни, когда в лице его мелькнуло что-то
человеческое.
[Ныне доказано, что тела всех вообще начальников подчиняются тем же физиологическим законам, как и всякое другое
человеческое тело, но не следует забывать, что в 1762 году наука
была в младенчестве.
Есть законы мудрые, которые хотя
человеческое счастие устрояют (таковы, например, законы о повсеместном всех людей продовольствовании), но, по обстоятельствам, не всегда бывают полезны;
есть законы немудрые, которые, ничьего счастья не устрояя, по обстоятельствам бывают, однако ж, благопотребны (примеров сему не привожу: сам знаешь!); и
есть, наконец, законы средние, не очень мудрые, но и не весьма немудрые, такие, которые, не
будучи ни полезными, ни бесполезными, бывают, однако ж, благопотребны в смысле наилучшего
человеческой жизни наполнения.
2. Да памятует градоправитель, что одною строгостью, хотя бы оная
была стократ сугуба, ни голода людского утолить, ни наготы
человеческой одеть не можно.