Неточные совпадения
Основной, изначальной проблемой является проблема человека, проблема человеческого познания, человеческой
свободы, человеческого
творчества.
Но
творчество по метафизической своей природе есть всегда
творчество из ничего, т. е. из меонической
свободы, предшествующей самому миротворению.
Поразительно, что эту
свободу отрицают, когда речь идет о
творчестве, и о ней вспоминают только тогда, когда речь идет о грехопадении, вине и наказании.
Творчество всегда из
свободы, рождение же — из природы, из природной утробы.
Абсолютно новое в мире возникает лишь через
творчество, т. е.
свободу, вкорененную в небытии.
Творчество есть переход небытия в бытие через акт
свободы.
В сущности, эволюционизм не допускает возможности
творчества, ибо не знает
свободы, знает лишь необходимость, для него возможно лишь рождение и перераспределение.
Не только зло, но и
творчество объяснимо лишь из изначальной меонической
свободы.
Проблема
творчества есть прежде всего проблема
свободы.
Более рафинированные формы атеизма, как, напр., у Н. Гартмана, [См. его «Ethik».] основаны на конфликте идеи человеческой
свободы и человеческого
творчества ценностей и идеи Бога.
Парадокс в том, что
свобода человека, без которой нет
творчества и нет нравственной жизни, не от Бога и не от тварной природы.
Свобода воли совсем не есть источник человеческого
творчества, она есть источник ответственности и возможности наказания.
И Н. Гартман постулирует атеизм во имя достоинства человека, его
свободы и
творчества.
Н. Гартман очень серьезно ставит вопрос о
свободе человека и
творчестве ценностей.
Творчество происходит из
свободы, а не из утробы, и в нем никакая материя творящим не передается творимому.
Творчество есть
творчество из ничего, т. е. из
свободы, ибо
свобода и есть ничто.
Никакой закон не может его сделать существом, предпочитающим счастье
свободе, удовлетворение и успокоение
творчеству.
Эволюция есть необходимость,
творчество же есть
свобода.
Тайна
творчества и есть тайна
свободы.
Творчество только и возможно из бездонной
свободы, ибо лишь из бездонной
свободы возможно создание нового, небывшего.
Творчество же есть прорыв из ничего, из небытия, из
свободы в бытие и мир.
Оно предполагает не только
свободу, изначальную, меоническую, несотворенную
свободу человека, оно предполагает также дары, данные человеку-творцу Богом-Творцом, предполагает мир как арену
творчества.
Творчество человека предполагает три элемента — элемент
свободы, благодаря которой только и возможно
творчество нового и небывшего, элемент дара и связанного с ним назначения и элемент сотворенного уже мира, в котором и совершается творческий акт и в котором он берет себе материалы.
Творчество человека из ничего нужно понимать в смысле
творчества человека из
свободы.
Эта бездна
свободы есть во всяком
творчестве, но творческое созидание так усложнено, что нелегко открыть в нем этот первичный элемент.
Но
творчество, которое есть огненное движение из бездонной
свободы, должно не только восходить, но и нисходить, и сообщать людям и миру то, что возникло в творческом прозрении, замысле, образе, подчиняться законам реализации продуктов, мастерства, искусства.
Подлинное, бытийственное
творчество всегда в Духе, в Духе Святом, ибо только в Духе происходит то соединение благодати и
свободы, которое мы видим в
творчестве.
И потому для этики
творчества свобода человека совсем другое значит, чем для этики закона.
Для этики
творчества свобода означает не принятие закона добра, а индивидуальное
творчество добра и ценности.
Поэтому существует не только противоположность между похотью и
свободой, но и похотью и
творчеством.
Истинная жизнь есть
творчество, а не развитие, есть
свобода творческих актов, т. е. творческий огонь, а не необходимость и тяжесть охлаждающегося разворачивания и усовершенствования.
И этика
творчества не есть этика развития, этика
творчества есть этика юности и девственности духа, этика, почерпнутая из огненного первоисточника жизни, из стихии
свободы.
И есть у него иная перспектива жизни, определяющаяся из
свободы и
творчества.
Она не увидела в Св. писании предписаний о
творчестве, а понятны для нее были прежде всего предписания и нормы, она не вникла в смысл притч, не поняла призыва к человеческой
свободе, хотела знать лишь откровенное, а не сокровенное.
Но новым и вечным является стремление к
свободе, состраданию и
творчеству.
Поэтому новая этика может быть лишь этикой
свободы, сострадания и
творчества.
Когда человек сознал себя свободным и творческим духом, он тем самым поставил разрешение трагических конфликтов жизни в зависимость от своей
свободы и своего
творчества, а не от отвлеченного принятия однообразного, общеобязательного закона.
Это есть одно из противоречий этики
свободы, с которой связана этика
творчества.
И именно новая этика должна положить сострадание одним из краеугольных своих камней наряду со
свободой и
творчеством.
Революционная стихия отрицает ценность личности, ценность
свободы, ценность
творчества, отрицает все духовные ценности.
Духовное преображение и просветление труда есть переживание его в духовной
свободе или как искупления, или как
творчества.
Этика
творчества должна признать успехи техники положительной ценностью и благом, обнаружением творческого призвания человека в мире и
свободы его духа.
Новый Иерусалим уготовляется также человеком, человеческой
свободой, человеческим
творчеством, человеческим усилием.
Последнее слово есть теозис, обожение, но оно достижимо через
свободу и
творчество человека, обогащающие самую божественную жизнь.
Неточные совпадения
— А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах не стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству; [Доктринерство — узкая, упрямая защита какого-либо учения (доктрины), даже если наука и жизнь противоречат ему.] мы увидали, что и умники наши, так называемые передовые люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном
творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда грубейшее суеверие нас душит, когда все наши акционерные общества лопаются единственно оттого, что оказывается недостаток в честных людях, когда самая
свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке.
— Требует она, чтоб человек покорно признал себя слугою истории, жертвой ее, а не мечтал бы о возможности личной
свободы, независимого
творчества.
Самоценность мысли отрицалась,
свобода идейного
творчества бралась под подозрение то с точки зрения социально-революционной, то с точки зрения религиозно-охранительной.
Когда творец исполняет социальный заказ без
свободы, то продукты
творчества могут быть лишь бездарными и ничтожными.
Творчество же принадлежит к целям жизни, оно принадлежит к царству
свободы, т. е. к царству Духа.