Неточные совпадения
Проблема
общества окончательно подменяет проблему
человека.
Революция низвергает «общее», давившее человеческую личность, но она подавляет его новым «общим»,
обществом, которое требует себе полного подчинения
человека.
Марксизм есть не только учение исторического или экономического материализма о полной зависимости
человека от экономики, марксизм есть также учение об избавлении, о мессианском призвании пролетариата, о грядущем совершенном
обществе, в котором
человек не будет уже зависеть от экономики, о мощи и победе
человека над иррациональными силами природы и
общества.
Человек целиком детерминирован экономикой в капиталистическом
обществе, это относится к прошлому.
Экономический детерминизм принижает
человека, возвышает его лишь вера в активность
человека, которая может совершать чудесное перерождение
общества.
Он отрицал свободы
человека, которые и раньше неизвестны были народу, которые были привилегией лишь верхних культурных слоев
общества и за которые народ совсем и не собирался бороться.
Индивидуальный
человек рассматривается как кирпич, нужный для строительства коммунистического
общества, он есть лишь средство.
Но коммунистическое
общество осуществится не в силу качества
людей, а в силу муштровки, принуждения, организации.
Религиозные верования отражают человеческое рабство, рабство у стихийных сил природы и иррациональных сил
общества, они существуют лишь до тех пор, пока
человек, социальный
человек, не овладел окончательно стихийными и иррациональными силами, окружившими его таинственностью.
Человек, всегда индивидуальный и неповторяемый, для христианства более первичная и глубокая реальность, чем
общество.
Из
общества, социалистического
общества, из социального класса, пролетариата, делается кумир, идол, а реальный
человек отрицается.
Качественное, т. е. личное аристократическое начало не только не может исчезнуть из человеческого
общества, но оно как раз наиболее выявится в
обществе бесклассовом, когда классов уже не будет, ибо классы закрывают и маскируют личные качественные различия между
людьми, делая их не реальными, а символическими.
Мы подходим к основной проблеме коммунизма, к проблеме отношений между
человеком и
обществом.
Марксизм ставит проблему
общества, но не ставит проблему
человека, для него
человек есть функция
общества, техническая функция экономики.
Общество есть первофеномен,
человек же есть эпифеномен.
Поэтому того переворота во всемирной истории, на который надеялись Маркс и Энгельс, не произошло, между тем как коммунизм претендует не только на создание нового
общества, но и на создание нового
человека.
Если
человека рассматривают исключительно как кирпич для строительства
общества, если он лишь средство для экономического процесса, то приходится говорить не столько о явлении нового
человека, сколько об исчезновении
человека, т. е. об углублении процесса дегуманизации.
Новое
общество, новый
человек рождается от нарастания зла и тьмы, душа нового
человека образуется из отрицательных аффектов, из ненависти, мести, насильничества.
Цель, для которой оправдываются всякие средства, есть не
человек, не новый
человек, не полнота человечности, а лишь новая организация
общества.
Человек есть средство для этой новой организации
общества, а не новая организация
общества — средство для
человека.
Общество должно быть организовано так, чтобы хлеб был для всех и тогда именно духовный вопрос предстанет перед
человеком во всей своей глубине.
Одно ясно: проблема эта не может быть лишь проблемой новой организации
общества, она неизбежно есть проблема новой душевной структуры
человека, проблема нового
человека.
Но новый
человек не может быть приготовлен механическим путем, он не может быть автоматическим результатом известной организации
общества.
Нельзя создать нового
человека и новое
общество, объявив хозяйственную жизнь обязательным делом чиновников государства.
Бесспорно часть промышленности, наиболее крупной, должна перейти к государству, но наряду с этим хозяйственным субъектом должна быть признана кооперация
людей, трудовой синдикат и отдельный
человек, поставленный организацией
общества в условия, исключающие возможность эксплуатации своих ближних.
— Пили уже и ели! — сказал Плюшкин. — Да, конечно, хорошего
общества человека хоть где узнаешь: он не ест, а сыт; а как эдакой какой-нибудь воришка, да его сколько ни корми… Ведь вот капитан — приедет: «Дядюшка, говорит, дайте чего-нибудь поесть!» А я ему такой же дядюшка, как он мне дедушка. У себя дома есть, верно, нечего, так вот он и шатается! Да, ведь вам нужен реестрик всех этих тунеядцев? Как же, я, как знал, всех их списал на особую бумажку, чтобы при первой подаче ревизии всех их вычеркнуть.
Неточные совпадения
Любовное свидание мужчины с женщиной именовалось «ездою на остров любви»; грубая терминология анатомии заменилась более утонченною; появились выражения вроде «шаловливый мизантроп», [Мизантро́п —
человек, избегающий
общества, нелюдим.] «милая отшельница» и т. п.
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий, по понятиям
общества, то самое, что делают никуда негодившиеся
люди.
Один из умных
людей, принадлежащих к этому кружку, называл его «совестью Петербургского
общества».
Брат Николай был родной и старший брат Константина Левина и одноутробный брат Сергея Ивановича, погибший
человек, промотавший бо̀льшую долю своего состояния, вращавшийся в самом странном и дурном
обществе и поссорившийся с братьями.
Смысл слов Кити теперь уже переводился Левиным так: «Не разлучай меня с ним. Что ты уедешь — мне всё равно, но дай мне насладиться
обществом этого прелестного молодого
человека».