Неточные совпадения
В погоне за соболем, на охоте за дорогими пантами и в поисках за целебным могущественным женьшенем гольды
эти далеко проникали на север и не раз заходили в
самые отдаленные уголки Сихотэ-Алиня.
После отдыха отряд наш снова тронулся в путь. На
этот раз мы попали в бурелом и потому подвигались очень медленно. К 4 часам мы подошли к какой-то вершине. Оставив людей и лошадей на месте, я
сам пошел наверх, чтобы еще раз осмотреться.
Влезать на дерево непременно надо
самому. Поручать
это стрелкам нельзя. Тут нужны личные наблюдения. Как бы толково и хорошо стрелок ни рассказывал о том, что он заметил, на основании его слов трудно ориентироваться.
То, что я увидел сверху, сразу рассеяло мои сомнения. Куполообразная гора, где мы находились в
эту минуту, — был тот
самый горный узел, который мы искали. От него к западу тянулась высокая гряда, падавшая на север крутыми обрывами. По ту сторону водораздела общее направление долин шло к северо-западу. Вероятно,
это были истоки реки Лефу.
Для
этого удивительного человека не существовало тайн. Как ясновидящий, он знал все, что здесь происходило. Тогда я решил быть внимательнее и попытаться
самому разобраться в следах. Вскоре я увидел еще один порубленный пень. Кругом валялось множество щепок, пропитанных смолой. Я понял, что кто-то добывал растопку. Ну, а дальше? А дальше я ничего не мог придумать.
Действительно, скоро опять стали попадаться деревья, оголенные от коры (я уже знал, что
это значит), а в 200 м от них на
самом берегу реки среди небольшой полянки стояла зверовая фанза.
Это была небольшая постройка с глинобитными стенами, крытая корьем. Она оказалась пустой.
Это можно было заключить из того, что вход в нее был приперт колом снаружи. Около фанзы находился маленький огородик, изрытый дикими свиньями, и слева — небольшая деревянная кумирня, обращенная как всегда лицом к югу.
Близ земледельческих фанз река Лефу делает небольшую излучину, чему причиной является отрог, выдвинувшийся из южного массива. Затем она склоняется к югу и, обогнув гору Тудинзу, опять поворачивает к северо-востоку, какое направление и сохраняет уже до
самого своего впадения в озеро Ханка. Как раз против Тудинзы река Лефу принимает в себя еще один приток — реку Отрадную. По
этой последней идет вьючная тропа на Майхе.
Самый крупный кабан был в центре стада, множество животных бродило по сторонам и некоторые отходили довольно далеко от табуна, так что, когда
эти одиночные свиньи подошли к нам почти вплотную, большой кабан был еще вне выстрела.
Нечего делать, надо было становиться биваком. Мы разложили костры на берегу реки и начали ставить палатки. В стороне стояла старая развалившаяся фанза, а рядом с ней были сложены груды дров, заготовленных корейцами на зиму. В деревне стрельба долго еще не прекращалась. Те фанзы, что были в стороне, отстреливались всю ночь. От кого? Корейцы и
сами не знали
этого. Стрелки и ругались и смеялись.
День склонялся к вечеру. По небу медленно ползли легкие розовые облачка. Дальние горы, освещенные последними лучами заходящего солнца, казались фиолетовыми. Оголенные от листвы деревья приняли однотонную серую окраску. В нашей деревне по-прежнему царило полное спокойствие. Из длинных труб фанз вились белые дымки. Они быстро таяли в прохладном вечернем воздухе. По дорожкам кое-где мелькали белые фигуры корейцев. Внизу, у
самой реки, горел огонь.
Это был наш бивак.
На всем
этом пространстве Лефу принимает в себя с левой стороны два притока: Сандуган [Сань-дао-ган — увал, по которому проходит третья дорога, или третий увал на пути.] и Хунухезу [Ху-ни-хэ-цзы — грязная речка.]. Последняя протекает по такой же низменной и болотистой долине, как и
сама Лефу.
К полудню мы доехали еще до одной возвышенности, расположенной на
самом берегу реки, с левой стороны. Сопка
эта высотою 120–140 м покрыта редколесьем из дуба, березы, липы, клена, ореха и акаций. Отсюда шла тропинка, вероятно, к селу Вознесенскому, находящемуся западнее, километрах в двенадцати.
В нижнем течении Лефу принимает в себя с правой стороны два небольших притока: Монастырку и Черниговку. Множество проток и длинных слепых рукавов идет перпендикулярно к реке, наискось и параллельно ей и образует весьма сложную водную систему. На 8 км ниже Монастырки горы подходят к Лефу и оканчиваются здесь безымянной сопкой в 290 м высоты. У подножия ее расположилась деревня Халкидон.
Это было последнее в здешних местах селение. Дальше к северу до
самого озера Ханка жилых мест не было.
На следующий день мы все проснулись очень рано. Вышло
это как-то случайно,
само собой.
Вечером у всех было много свободного времени. Мы сидели у костра, пили чай и разговаривали между собой. Сухие дрова горели ярким пламенем. Камыши качались и шумели, и от
этого шума ветер казался сильнее, чем он был на
самом деле. На небе лежала мгла, и сквозь нее чуть-чуть виднелись только крупные звезды. С озера до нас доносился шум прибоя. К утру небо покрылось слоистыми облаками. Теперь ветер дул с северо-запада. Погода немного ухудшилась, но не настолько, чтобы помешать нашей экскурсии.
Что значит путешествие, в чем заключается работа исследователя? К сожалению, для
этого какого-нибудь катехизиса дать нельзя. Многое зависит от личности
самого путешественника и от того, насколько он подготовлен к такого рода деятельности.
Это оказалась восточноазиатская совка, та
самая, которую китайцы называют «ли-у» и которая якобы уводит искателей женьшеня от того места, где скрывается дорогой корень.
На возвышенных местах характер растительности был тот же
самый, что и около железной дороги.
Это было редколесье из липы, дубняка и березы.
Утром перед восходом солнца дождь перестал, но вода в реке начала прибывать, и потому надо было торопиться с переправой. В
этом случае значительную помощь оказали нам гольды. Быстро, без проволочек, они перебросили на другую сторону все наши грузы. Слабенькую лошадь переправили в поводу рядом с лодкой, а остальные переплыли
сами.
Обыкновенно такие ливни непродолжительны, но в Уссурийском крае бывает иначе. Часто именно затяжные дожди начинаются грозой. Та к было и теперь. Гроза прошла, но солнце не появлялось. Кругом, вплоть до
самого горизонта, небо покрылось слоистыми тучами, сыпавшими на землю мелкий и частый дождь. Торопиться теперь к фанзам не имело смысла.
Это поняли и люди и лошади.
Деревня Нотохоуза — одно из
самых старых китайских поселений в Уссурийском крае. Во времена Венюкова (1857 год) сюда со всех сторон стекались золотопромышленники, искатели женьшеня, охотники и звероловы. Старинный путь, которым уссурийские манзы сообщались с постом Ольги, лежал именно здесь. Вьючные караваны их шли мимо Ното по реке Фудзину через Сихотэ-Алинь к морю.
Этой дорогой предстояло теперь пройти и нам.
Возвратясь в фанзу, я принялся за дневник. Тотчас ко мне подсели 2 китайца. Они следили за моей рукой и удивлялись скорописи. В
это время мне случилось написать что-то машинально, не глядя на бумагу. Крик восторга вырвался из их уст. Тотчас с кана соскочило несколько человек. Через 5 минут вокруг меня стояли все обитатели фанзы, и каждый просил меня проделать то же
самое еще и еще, бесконечное число раз.
В тайге Уссурийского края надо всегда рассчитывать на возможность встречи с дикими зверями. Но
самое неприятное —
это встреча с человеком. Зверь спасается от человека бегством, если же он и бросается, то только тогда, когда его преследуют. В таких случаях и охотник и зверь — каждый знает, что надо делать. Другое дело человек. В тайге один бог свидетель, и потому обычай выработал особую сноровку. Человек, завидевший другого человека, прежде всего должен спрятаться и приготовить винтовку.
3 часа мы шли без отдыха, пока в стороне не послышался шум воды. Вероятно,
это была та
самая река Чау-сун, о которой говорил китаец-охотник. Солнце достигло своей кульминационной точки на небе и палило вовсю. Лошади шли, тяжело дыша и понурив головы. В воздухе стояла такая жара, что далее в тени могучих кедровников нельзя было найти прохлады. Не слышно было ни зверей, ни птиц; только одни насекомые носились в воздухе, и чем сильнее припекало солнце, тем больше они проявляли жизни.
Этот переход от густого хвойного леса к дубовому редколесью и к полянам с цветами был настолько резок, что невольно вызывал возгласы удивления. То, что мы видели на западе, в 3–4 переходах от Сихотэ-Алиня, тут было у
самого его подножия.
Общее направление реки Вай-Фудзина юго-восточное. В одном месте она делает излом к югу, но затем выпрямляется вновь и уже сохраняет
это направление до
самого моря. На западе ясно виднелся Сихотэ-Алинь. Я ожидал увидеть громаду гор и причудливые острые вершины, но передо мной был ровный хребет с плоским гребнем и постепенным переходом от куполообразных вершин к широким седловинам. Время и вода сделали свое дело.
Первые два дня мы отдыхали и ничего не делали. В
это время за П.К. Рутковским пришел из Владивостока миноносец «Бесшумный». Вечером П.К. Рутковский распрощался с нами и перешел на судно. На другой день на рассвете миноносец ушел в море. П.К. Рутковский оставил по себе в отряде
самые лучшие воспоминания, и мы долго не могли привыкнуть к тому, что его нет более с нами.
В горах расстояния очень обманчивы. Мы шли целый день, а горный хребет, служащий водоразделом между реками Сандагоу и Сыдагоу, как будто тоже удалялся от нас. Мне очень хотелось дойти до него, но вскоре я увидел, что сегодня нам
это сделать не удастся. День приближался к концу; солнце стояло почти у
самого горизонта. Нагретые за день камни сильно излучали теплоту. Только свежий ветер мог принести прохладу.
Ориентировочным пунктом может служить здесь высокая скалистая сопка, называемая старожилами-крестьянами Петуший гребень. Гора
эта входит в состав водораздела между реками Тапоузой и Хулуаем. Подъем на перевал в истоках Хулуая длинный и пологий, но спуск к Тапоузе крутой. Кроме
этой сопки, есть еще другая гора — Зарод; в ней находится Макрушинская пещера —
самая большая,
самая интересная и до сих пор еще не прослеженная до конца.
Река Тапоуза (по-тазовски — Кайя), длиной 25 км, течет параллельно Хулуаю. Собственно говоря, Тапоуза состоит из слияния 2 рек:
самой Тапоузы и Чензагоу [Чен-цзы-гоу — долина с городком (валом).]. Горный хребет, выходящий мысом между 2
этими речками, состоит из кварцевого и полевошпатового порфира.
Тадушу! — так вот та
самая река, по которой первым прошел М. Венюков. Здесь китайцы преградили ему путь и потребовали, чтобы он возвратился обратно. При устье Тадушу Венюков поставил большой деревянный крест с надписью, что он здесь был в 1857 году. Креста
этого я нигде не нашел. Вероятно, китайцы уничтожили его после ухода русских. Следом за Венюковым Тадушу посетили Максимович, Будищев и Пржевальский.
Немалую роль в
этом сыграла и
сама река, в течение многих веков наносившая осадочный материал и откладывавшая его в виде мощных напластований.
Как-то странно было видеть
этот красивый альпийский цветок на
самом берегу моря.
Длина всей реки 68 км. Протекает она по типичной денудационной долине, которая как бы слагается из ряда обширных котловин. Особенно
это заметно около ее притоков. В долине Тадушу сильно развиты речные террасы. Они тянутся все время то с одной, то с другой стороны почти до
самых истоков.
Этот последний длиннее и многоводнее, чем
сама Тадушу, и потому его надо бы считать главной рекой, а Тадушу — притоком.
Стрелок говорил, что ходить не стоит, так как незнакомец
сам обещал к нам прийти. Странное чувство овладело мной. Что-то неудержимо влекло меня туда, навстречу
этому незнакомцу. Я взял свое ружье, крикнул собаку и быстро пошел по тропинке.
Я велел подбросить дров в костер и согреть чай, а
сам принялся его расспрашивать, где он был и что делал за
эти 3 года. Дерсу мне рассказал, что, расставшись со мной около озера Ханка, он пробрался на реку Ното, где ловил соболей всю зиму, весной перешел в верховья Улахе, где охотился за пантами, а летом отправился на Фудзин, к горам Сяень-Лаза. Пришедшие сюда из поста Ольги китайцы сообщили ему, что наш отряд направляется к северу по побережью моря. Тогда он пошел на Тадушу.
Говоря
это, он
сам осматривал каждый куст и каждое дерево. Та к прошли мы около получаса. Дерсу все время шел впереди и не спускал глаз с тропинки.
— Худо! Наша напрасно сюда ходи. Амба сердится!
Это его место, — говорил Дерсу, и я не знаю, говорил ли он
сам с собою или обращался ко мне. Мне показалось, что он испугался.
Расставаясь с ним, Дерсу в знак дружбы подарил ему ту
самую бутылку, которую я бросил на Ли-Фудзине. Надо было видеть, с какой довольной улыбкой таз принял от него
этот подарок.
Долина реки Поугоу представляет собой довольно широкий распадок. Множество горных ключей впадает в него с той и с другой стороны. Пологие холмы и высокие реки, вдающиеся в долину с боков, покрыты редким лиственным лесом и кустарниковой порослью.
Это и есть
самые любимые места диких козуль.
Это мог сделать только
сам хозяин.
До слуха моего донесся шорох. Скоро я увидел и виновника шума —
это была енотовидная собака — животное, занимающее среднее место между собаками, куницами и енотами. Тело ее, длиною около 80 см, поддерживается короткими ногами, голова заостренная, хвост длинный, общая окраска серая с темными и белесоватыми просветами, шерсть длинная, отчего животное кажется больше, чем есть на
самом деле.
К вечеру мы немного не дошли до перевала и остановились у предгорий Сихотэ-Алиня. На
этот день на разведки я послал казаков, а
сам с Дерсу остался на биваке. Мы скоро поставили односкатную палатку, повесили над огнем чайник и стали ждать возвращения людей. Дерсу молча курил трубку, а я делал записи в свой дневник.
В переходе от дня к ночи всегда есть что-то таинственное. В лесу в
это время становится сумрачно и тоскливо. Кругом воцаряется жуткое безмолвие. Затем появляются какие-то едва уловимые ухом звуки. Как будто слышатся глубокие вздохи. Откуда они исходят? Кажется, что вздыхает
сама тайга. Я оставил работу и весь отдался влиянию окружающей меня обстановки. Голос Дерсу вывел меня из задумчивости.
Оставив казаков ожидать нас в седловине, мы вместе с Дерсу поднялись на гору. По гипсометрическим измерениям высота ее равна 1160 м. Подъем, сначала пологий, по мере приближения к вершине становился все круче и круче. Бесспорно, что гора Тудинза является
самой высокой в
этой местности. Вершина ее представляет собой небольшую площадку, покрытую травой и обставленную по краям низкорослой ольхой и березой.
После полудня мы услышали выстрелы.
Это Г.И. Гранатман и А.И. Мерзляков давали знать о своем возвращении. Встреча наша была радостной. Начались расспросы и рассказы друг другу о том, кто где был и кто что видел. Разговоры
эти затянулись до
самой ночи.
За перевалом, следуя течению воды к востоку, мы часа в 3,5 дня вышли на реку Инза-Лазагоу — Долина серебряной скалы. Река
эта будет
самым большим и ближайшим к морю притоком Тютихе. В верховьях Инза-Лазагоу состоит тоже из 2 речек, именуемых также Сицой и Тунцой. Каждая из них, в свою очередь, слагается из нескольких мелких ручьев.
У корейцев в фанзе было так много клопов, что
сам хозяин вынужден был спать снаружи, а во время дождя прятался в сарайчик, сложенный из тонкого накатника. Узнав об
этом, мы отошли от фанзы еще с километр и стали биваком на берегу реки.
Мы долго беседовали с ним на
эту тему. Он рассказывал мне и о других животных. Каждое из них было человекоподобное и имело душу. У него была даже своя классификация их. Так, крупных животных он ставил отдельно от мелких, умных — отдельно от глупых. Соболя он считал
самым хитрым животным.