Неточные совпадения
Влезать на дерево непременно надо
самому. Поручать это стрелкам нельзя. Тут нужны личные наблюдения. Как бы толково и хорошо стрелок ни рассказывал о
том, что он заметил, на основании его слов трудно ориентироваться.
Действительно, скоро опять стали попадаться деревья, оголенные от коры (я уже знал, что это значит), а в 200 м от них на
самом берегу реки среди небольшой полянки стояла зверовая фанза. Это была небольшая постройка с глинобитными стенами, крытая корьем. Она оказалась пустой. Это можно было заключить из
того, что вход в нее был приперт колом снаружи. Около фанзы находился маленький огородик, изрытый дикими свиньями, и слева — небольшая деревянная кумирня, обращенная как всегда лицом к югу.
Нечего делать, надо было становиться биваком. Мы разложили костры на берегу реки и начали ставить палатки. В стороне стояла старая развалившаяся фанза, а рядом с ней были сложены груды дров, заготовленных корейцами на зиму. В деревне стрельба долго еще не прекращалась.
Те фанзы, что были в стороне, отстреливались всю ночь. От кого? Корейцы и
сами не знали этого. Стрелки и ругались и смеялись.
В
тот же вечер по совету гольда все имущество было перенесено в лодку, а
сами мы остались ночевать на берегу.
Самое последнее явление заключалось в
том, что багрово-красный горизонт стал темным, словно от дыма.
«В
самом деле, — подумал я, — житель лесов не выживет в городе, и не делаю ли я худо, что сбиваю его с
того пути, на который он встал с детства?»
То же
самое и мясной порошок.
Что значит путешествие, в чем заключается работа исследователя? К сожалению, для этого какого-нибудь катехизиса дать нельзя. Многое зависит от личности
самого путешественника и от
того, насколько он подготовлен к такого рода деятельности.
На возвышенных местах характер растительности был
тот же
самый, что и около железной дороги. Это было редколесье из липы, дубняка и березы.
Когда идешь в далекое путешествие,
то никогда не надо в первые дни совершать больших переходов. Наоборот, надо идти понемногу и чаще давать отдых. Когда все приспособятся,
то люди и лошади
сами пойдут скорее и без понукания.
Лошади уже отабунились, они не лягались и не кусали друг друга. В поводу надо было вести только первого коня, а прочие шли следом
сами. Каждый из стрелков по очереди шел сзади и подгонял
тех лошадей, которые сворачивали в сторону или отставали.
Когда идешь в дальнюю дорогу,
то уже не разбираешь погоды. Сегодня вымокнешь, завтра высохнешь, потом опять вымокнешь и т.д. В
самом деле, если все дождливые дни сидеть на месте,
то, пожалуй, недалеко уйдешь за лето. Мы решили попытать счастья и хорошо сделали. Часам к 10 утра стало видно, что погода разгуливается. Действительно, в течение дня она сменялась несколько раз:
то светило солнце,
то шел дождь. Подсохшая было дорога размокла, и опять появились лужи.
Обыкновенно такие ливни непродолжительны, но в Уссурийском крае бывает иначе. Часто именно затяжные дожди начинаются грозой.
Та к было и теперь. Гроза прошла, но солнце не появлялось. Кругом, вплоть до
самого горизонта, небо покрылось слоистыми тучами, сыпавшими на землю мелкий и частый дождь. Торопиться теперь к фанзам не имело смысла. Это поняли и люди и лошади.
Через несколько минут мы подошли к реке и на другом ее берегу увидели Кокшаровку. Старообрядцы подали нам лодки и перевезли на них седла и вьюки. Понукать лошадей не приходилось. Умные животные отлично понимали, что на
той стороне их ждет обильный корм. Они
сами вошли в воду и переплыли на другую сторону реки.
Из притоков Улахе
самыми большими будут: слева — Табахеза [Та-ба-хэ-за — тройной поток.] и Синанца.
Возвратясь в фанзу, я принялся за дневник. Тотчас ко мне подсели 2 китайца. Они следили за моей рукой и удивлялись скорописи. В это время мне случилось написать что-то машинально, не глядя на бумагу. Крик восторга вырвался из их уст. Тотчас с кана соскочило несколько человек. Через 5 минут вокруг меня стояли все обитатели фанзы, и каждый просил меня проделать
то же
самое еще и еще, бесконечное число раз.
Я вспомнил, что и в других фанзах было
то же
самое.
В тайге Уссурийского края надо всегда рассчитывать на возможность встречи с дикими зверями. Но
самое неприятное — это встреча с человеком. Зверь спасается от человека бегством, если же он и бросается,
то только тогда, когда его преследуют. В таких случаях и охотник и зверь — каждый знает, что надо делать. Другое дело человек. В тайге один бог свидетель, и потому обычай выработал особую сноровку. Человек, завидевший другого человека, прежде всего должен спрятаться и приготовить винтовку.
Утром я проснулся от говора людей. Было 5 часов. По фырканью коней, по
тому шуму, который они издавали, обмахиваясь хвостами, и по ругани казаков я догадался, что гнуса много. Я поспешно оделся и вылез из комарника. Интересная картина представилась моим глазам. Над всем нашим биваком кружились несметные тучи мошки. Несчастные лошади, уткнув морды в
самые дымокуры, обмахивались хвостами, трясли головами.
Этот переход от густого хвойного леса к дубовому редколесью и к полянам с цветами был настолько резок, что невольно вызывал возгласы удивления.
То, что мы видели на западе, в 3–4 переходах от Сихотэ-Алиня, тут было у
самого его подножия.
Продовольствие в тайгу манзы завозят вьюками, начиная с августа. В
самые отдаленные фанзы соль, мука и чумиза переносятся в котомках. Запасы продовольствия складываются в липовые долбленые кадушки, прикрытые сверху корьем. Запоров нигде не делается, и кадушки прикрываются только для
того, чтобы в них не залезли мыши и бурундуки.
Кроме
того, они
сами отвели заказник,
сами установили границы его и дали друг другу зарок там не охотиться.
В
самом углу залива находится русское селение, называвшееся ранее постом Ольги. Первой постройкой, которая появилась здесь в 1854 году, была матросская казарма. В 1878 году сюда приехали лесничий и фельдшер, а до
того времени местный пристав исполнял их обязанности: он был и учителем, и врачом, чинил суд и расправу.
Первые два дня мы отдыхали и ничего не делали. В это время за П.К. Рутковским пришел из Владивостока миноносец «Бесшумный». Вечером П.К. Рутковский распрощался с нами и перешел на судно. На другой день на рассвете миноносец ушел в море. П.К. Рутковский оставил по себе в отряде
самые лучшие воспоминания, и мы долго не могли привыкнуть к
тому, что его нет более с нами.
Характер растительности был
тот же
самый, что и около поста Ольги. Дуб, береза, липа, бархат, тополь, ясень и ива росли
то группами,
то в одиночку. Различные кустарники, главным образом, леспедеца, калина и таволга, опутанные виноградом и полевым горошком, делали некоторые места положительно непроходимыми, в особенности если к ним еще примешивалось чертово дерево. Идти по таким кустарникам в жаркий день очень трудно. Единственная отрада — ручьи с холодною водою.
Когда идешь по тайге днем,
то обходишь колодник, кусты и заросли. В темноте же всегда, как нарочно, залезешь в
самую чащу. Откуда-то берутся сучья, которые
то и дело цепляются за одежду, ползучие растения срывают головной убор, протягиваются к лицу и опутывают ноги.
Длина всей реки 68 км. Протекает она по типичной денудационной долине, которая как бы слагается из ряда обширных котловин. Особенно это заметно около ее притоков. В долине Тадушу сильно развиты речные террасы. Они тянутся все время
то с одной,
то с другой стороны почти до
самых истоков.
Дерсу нисколько не изменился и не постарел. Одет он был по-прежнему в кожаную куртку и штаны из выделанной оленьей кожи. На голове его была повязка и в руках
та же
самая берданка, только сошки как будто новее.
Пока люди собирали имущество и вьючили лошадей, мы с Дерсу, наскоро напившись чаю и захватив в карман по сухарю, пошли вперед. Обыкновенно по утрам я всегда уходил с бивака раньше других. Производя маршрутные съемки, я подвигался настолько медленно, что через 2 часа отряд меня обгонял и на большой привал я приходил уже тогда, когда люди успевали поесть и снова собирались в дорогу.
То же
самое было и после полудня: уходил я раньше, а на бивак приходил лишь к обеду.
Говоря это, он
сам осматривал каждый куст и каждое дерево.
Та к прошли мы около получаса. Дерсу все время шел впереди и не спускал глаз с тропинки.
Долина реки Поугоу представляет собой довольно широкий распадок. Множество горных ключей впадает в него с
той и с другой стороны. Пологие холмы и высокие реки, вдающиеся в долину с боков, покрыты редким лиственным лесом и кустарниковой порослью. Это и есть
самые любимые места диких козуль.
Дерсу ужасно ругал китайцев за
то, что они, бросив лудеву, не позаботились завалить ямы землей. Через час мы подошли к знакомой нам Лудевой фанзе. Дерсу совсем оправился и хотел было
сам идти разрушить лудеву, но я посоветовал ему остаться и отдохнуть до завтра. После обеда я предложил всем китайцам стать на работу и приказал казакам следить за
тем, чтобы все ямы были уничтожены.
После полудня мы услышали выстрелы. Это Г.И. Гранатман и А.И. Мерзляков давали знать о своем возвращении. Встреча наша была радостной. Начались расспросы и рассказы друг другу о
том, кто где был и кто что видел. Разговоры эти затянулись до
самой ночи.
Проникнуть в
самую глубь тайги удается немногим. Она слишком велика. Путнику все время приходится иметь дело с растительной стихией. Много тайн хранит в себе тайга и ревниво оберегает их от человека. Она кажется угрюмой и молчаливой… Таково первое впечатление. Но кому случалось поближе с ней познакомиться,
тот скоро привыкает к ней и тоскует, если долго не видит леса. Мертвой тайга кажется только снаружи, на
самом деле она полна жизни. Мы с Дерсу шли не торопясь и наблюдали птиц.
Долина Тютихе — денудационная; она слагается из целого ряда котловин, замыкаемых горами. Проходы из одной котловины в другую до
того узки, что трудно усмотреть, откуда именно течет река. Очень часто какой-нибудь приток мы принимали за
самое Тютихе, долго шли по нему и только по направлению течения воды узнавали о своей ошибке.
Мы долго беседовали с ним на эту
тему. Он рассказывал мне и о других животных. Каждое из них было человекоподобное и имело душу. У него была даже своя классификация их. Так, крупных животных он ставил отдельно от мелких, умных — отдельно от глупых. Соболя он считал
самым хитрым животным.
Если смотреть на долину со стороны моря,
то она кажется очень короткой. Когда-то это был глубокий морской залив, и устье Аохобе находилось там, где суживается долина. Шаг за шагом отходило море и уступало место суше. Но
самое интересное в долине — это
сама река. В 5 км от моря она иссякает и течет под камнями. Только во время дождей вода выступает на дневную поверхность и тогда идет очень стремительно.
Долину реки Мутухе можно считать
самым зверовым местом на побережье моря. Из зарослей леспедецы и орешника
то и дело выбегали олени, козули и кабаны. Казаки ахали, волновались, и мне стоило немалого труда удержать их от стрельбы и бесполезного истребления животных. Часа в 3 дня я подал сигнал к остановке.
Река Мутухе (по-удэгейски — Ца-уги) впадает в бухту Опричник (44° 27' с. ш. и 39° 40' в. д. от Гринвича), совершенно открытую со стороны моря и потому для стоянки судов не пригодную. Глубокая заводь реки, сразу расширяющаяся долина и необсохшие болота вблизи моря указывают на
то, что раньше здесь тоже был залив, довольно глубоко вдававшийся в сушу. По береговым валам около
самой бухты растет ползучий даурский можжевельник, а по болотам — кустарниковая береза с узкокрылыми плодами.
Самое море потрудилось над
тем, чтобы оттеснить себя от суши.
В нижнем течении река Дунца [Левый приток реки Санхобе.] течет в меридиональном направлении до
тех пор, пока не встретит реку Сицу. Тут она делает петлю и огибает небольшой горный отрог, имеющий пологие склоны к реке Санхобе и крутые — к реке Дунце. Через этот
самый отрог нам и надлежало перейти.
В
самом деле, на снегу валялось много рыбьих голов. Видно было, что медведи приходили сюда уже после
того, как выпал снег.
Голод сильно мучил людей. Тоскливо сидели казаки у огня, вздыхали и мало говорили между собой. Я несколько раз принимался расспрашивать Дерсу о
том, не заблудились ли мы, правильно ли мы идем. Но он
сам был в этих местах первый раз, и все его соображения основывались лишь на догадках. Чтобы как-нибудь утолить голод, казаки легли раньше спать. Я тоже лег, но мне не спалось. Беспокойство и сомнения мучили меня всю ночь.
В 2 часа мы дошли до Мяолина —
то была одна из
самых старых фанз в Иманском районе. В ней проживали 16 китайцев и 1 гольдячка. Хозяин ее поселился здесь 50 лет
тому назад, еще юношей, а теперь он насчитывал себе уже 70 лет. Вопреки ожиданиям он встретил нас хотя и не очень любезно, но все же распорядился накормить и позволил ночевать у себя в фанзе. Вечером он напился пьян. Начал о чем-то меня просить, но затем перешел к более резкому тону и стал шуметь.