Неточные совпадения
Это обратило внимание
первых переселенцев, и они назвали Стеклянной
не только фанзу и речку, но и всю прилегающую местность.
Во-первых, на тропе нигде
не было видно конских следов, во-вторых, по сторонам она
не была очищена от ветвей; наши лошади пробирались с трудом и все время задевали вьюками за деревья.
Утром я проснулся позже других.
Первое, что мне бросилось в глаза, — отсутствие солнца. Все небо было в тучах. Заметив, что стрелки укладывают вещи так, чтобы их
не промочил дождь, Дерсу сказал...
Теперь я понял, почему Дерсу в некоторых местах
не велел резать траву. Он скрутил ее и при помощи ремней и веревок перетянул поверх шалаша, чтобы его
не разметало ветром.
Первое, что я сделал, — поблагодарил Дерсу за спасение.
Первый много говорит, все зло критикует и с видом бывалого человека гордо едет впереди отряда, едет до тех пор, пока
не надоест ему безделье и пока погода благоприятствует.
Когда идешь в далекое путешествие, то никогда
не надо в
первые дни совершать больших переходов. Наоборот, надо идти понемногу и чаще давать отдых. Когда все приспособятся, то люди и лошади сами пойдут скорее и без понукания.
Лошади уже отабунились, они
не лягались и
не кусали друг друга. В поводу надо было вести только
первого коня, а прочие шли следом сами. Каждый из стрелков по очереди шел сзади и подгонял тех лошадей, которые сворачивали в сторону или отставали.
Следующий день был 1 июня. Утром, когда взошло солнце, от ночного тумана
не осталось и следа.
Первым с бивака тронулся Паначев. Он снял шапку, перекрестился и пошел вперед, высматривая затески. 2 стрелка помогали ему расчищать дорогу.
Но надо отличать зверопромышленника от промышленника. Насколько
первый в большинстве случаев отличается порядочностью, настолько надо опасаться встречи со вторым. Промышленник идет в тайгу
не для охоты, а вообще «на промысел». Кроме ружья, он имеет при себе саперную лопату и сумочку с кислотами. Он ищет золото, но при случае
не прочь поохотиться за «косачами» (китайцами) и за «лебедями» (корейцами),
не прочь угнать чужую лодку, убить корову и продать мясо ее за оленину.
Раздался общий смех. Оказалось, что
не он один, все
не спали, но никому
первому не хотелось вставать и раскладывать дымокуры. Минуты через две разгорелся костер. Стрелки смеялись друг над другом, опять охали и ругались. Мало-помалу на биваке стала водворяться тишина. Миллионы комаров и мошек облепили мой комарник. Под жужжание их я начал дремать и вскоре уснул крепким сном.
Читатель ошибется, если вообразит себе женьшеневую плантацию в виде поляны, на которой посеяны растения. Место, где найдено было в разное время несколько корней женьшеня, считается удобным. Сюда переносятся и все другие корни.
Первое, что я увидел, — это навесы из кедрового корья для защиты женьшеня от палящих лучей солнца. Для того чтобы
не прогревалась земля, с боков были посажены папоротники и из соседнего ручья проведена узенькая канавка, по которой сочилась вода.
О
первом пункте
не могло быть и речи, а со вторым мы все охотно согласились.
Сегодня
первый раз приказано было сократить выдачу буды наполовину. Но и при этом расчете продовольствия могло хватить только на 2 суток. Если по ту сторону Сихотэ-Алиня мы
не сразу найдем жилые места, придется голодать. По словам китайцев, раньше в истоках Вай-Фудзина была зверовая фанза, но теперь они
не знают, существует она или нет.
Чужое продовольствие в тайге трогать нельзя. Только в случае крайнего голода можно им воспользоваться, но при непременном условии, чтобы из
первых же земледельческих фанз взятое было доставлено обратно на место. Тот, кто
не исполнит этого обычая, считается грабителем и подвергается жестокому наказанию. Действительно, кража продовольствия в зверовой фанзе принуждает соболевщика раньше времени уйти из тайги, а иногда может поставить его прямо-таки в безвыходное положение.
Но и на новых местах их ожидали невзгоды. По неопытности они посеяли хлеб внизу, в долине;
первым же наводнением его смыло, вторым — унесло все сено; тигры поели весь скот и стали нападать на людей. Ружье у крестьян было только одно, да и то пистонное. Чтобы
не умереть с голода, они нанялись в работники к китайцам с поденной платой 400 г чумизы в день. Расчет производили раз в месяц, и чумизу ту за 68 км должны были доставлять на себе в котомках.
Первые два дня мы отдыхали и ничего
не делали. В это время за П.К. Рутковским пришел из Владивостока миноносец «Бесшумный». Вечером П.К. Рутковский распрощался с нами и перешел на судно. На другой день на рассвете миноносец ушел в море. П.К. Рутковский оставил по себе в отряде самые лучшие воспоминания, и мы долго
не могли привыкнуть к тому, что его нет более с нами.
Обыкновенно после
первого пала остаются сухостои, второй пожар подтачивает их у корня, они падают на землю и горят, пока их
не зальет дождем.
Залезть на дерево! Эта глупая мысль всегда
первой приходит в голову заблудившемуся путнику. Я сейчас же отогнал ее прочь. Действительно, на дереве было бы еще холоднее, и от неудобного положения стали бы затекать ноги. Зарыться в листья! Это
не спасло бы меня от дождя, но, кроме того, легко простудиться. Как я ругал себя за то, что
не взял с собой спичек. Я мысленно дал себе слово на будущее время
не отлучаться без них от бивака даже на несколько метров.
Тадушу! — так вот та самая река, по которой
первым прошел М. Венюков. Здесь китайцы преградили ему путь и потребовали, чтобы он возвратился обратно. При устье Тадушу Венюков поставил большой деревянный крест с надписью, что он здесь был в 1857 году. Креста этого я нигде
не нашел. Вероятно, китайцы уничтожили его после ухода русских. Следом за Венюковым Тадушу посетили Максимович, Будищев и Пржевальский.
Люди начали снимать с измученных лошадей вьюки, а я с Дерсу снова пошел по дорожке.
Не успели мы сделать и 200 шагов, как снова наткнулись на следы тигра. Страшный зверь опять шел за нами и опять, как и в
первый раз, почуяв наше приближение, уклонился от встречи. Дерсу остановился и, оборотившись лицом в ту сторону, куда скрылся тигр, закричал громким голосом, в котором я заметил нотки негодования...
Не доходя 10 км до перевала, тропа делится на две. Одна идет на восток, другая поворачивает к югу. Если идти по
первой, то можно выйти на реку Динзахе, вторая приведет на Вангоу (притоки Тадушу). Мы выбрали последнюю. Тропа эта пешеходная, много кружит и часто переходит с одного берега на другой.
Проникнуть в самую глубь тайги удается немногим. Она слишком велика. Путнику все время приходится иметь дело с растительной стихией. Много тайн хранит в себе тайга и ревниво оберегает их от человека. Она кажется угрюмой и молчаливой… Таково
первое впечатление. Но кому случалось поближе с ней познакомиться, тот скоро привыкает к ней и тоскует, если долго
не видит леса. Мертвой тайга кажется только снаружи, на самом деле она полна жизни. Мы с Дерсу шли
не торопясь и наблюдали птиц.
Подкрепив свои силы едой, мы с Дерсу отправились вперед, а лошади остались сзади. Теперь наша дорога стала подыматься куда-то в гору. Я думал, что Тютихе протекает здесь по ущелью и потому тропа обходит опасное место. Однако я заметил, что это была
не та тропа, по которой мы шли раньше. Во-первых, на ней
не было конных следов, а во-вторых, она шла вверх по ручью, в чем я убедился, как только увидел воду. Тогда мы решили повернуть назад и идти напрямик к реке в надежде, что где-нибудь пересечем свою дорогу.
Название Мутухе есть искаженное китайское название Му-чжу-хе («мугу» — самка, «чжу» — дикий кабан, «хе» — река, что значит — Река диких свиней). Она течет вдоль берега моря по тектонической долине и принимает в себя,
не считая мелких горных ручьев, 3 притока с правой стороны. Та к как речки эти
не имели раньше названий, то я окрестил их.
Первую речку я назвал Оленьей, вторую — Медвежьей, третью — Зверовой.
Мы посоветовались и решили оставить тропу и пойти целиной. Взобравшись на
первую попавшуюся сопку, мы стали осматриваться. Впереди, в 4 км от нас, виднелся залив Пластун; влево — высокий горный хребет, за которым, вероятно, должна быть река Синанца; сзади — озеро Долгое, справа — цепь размытых холмов, за ними — море.
Не заметив ничего подозрительного, я хотел было опять вернуться на тропу, но гольд посоветовал спуститься к ключику, текущему к северу, и дойти по нему до реки Тхетибе.
И точно в ответ на его слова в горах послышался шум, потом налетел сильный порыв ветра с той стороны, откуда мы его
не ожидали. Дрова разгорелись ярким пламенем. Вслед за
первым порывом налетел второй, потом третий, пятый, десятый, и каждый порыв был продолжительнее предыдущего. Хорошо, что палатки наши были крепко привязаны, иначе их сорвало бы ветром.
Выбравшись на берег,
первое, что мы сделали, — разложили костер. Надо было обсушиться. Кто-то подал мысль, что следует согреть чай и поесть. Начали искать мешок с продовольствием, но его
не оказалось.
Не досчитались также одной винтовки. Нечего делать, мы закусили тем, что было у каждого в кармане, и пошли дальше. Удэгейцы говорили, что к вечеру мы дойдем до фанзы Сехозегоуза. Та м в амбаре они надеялись найти мороженую рыбу.
Голод сильно мучил людей. Тоскливо сидели казаки у огня, вздыхали и мало говорили между собой. Я несколько раз принимался расспрашивать Дерсу о том,
не заблудились ли мы, правильно ли мы идем. Но он сам был в этих местах
первый раз, и все его соображения основывались лишь на догадках. Чтобы как-нибудь утолить голод, казаки легли раньше спать. Я тоже лег, но мне
не спалось. Беспокойство и сомнения мучили меня всю ночь.
Через четверть часа мы подходили к поселку. Я никогда
не уставал так, как в этот день. Дойдя до
первой фанзы, мы вошли в нее и
не раздеваясь легли на кан.
Я объяснил им, что мне ничего
не было известно из того, что случилось на Имане, и что, придя в Сянь-ши-хеза, я до того был утомлен и голоден, что
не разбирая воспользовался
первой попавшейся мне фанзой.
Нам было
не до шуток. Жандармы тоже поглядывали подозрительно и, вероятно, принимали нас за бродяг. Наконец мы добрели до поселка и остановились в
первой попавшейся гостинице. Городской житель, наверное, возмущался бы ее обстановкой, дороговизной и грязью, но мне она показалась раем. Мы заняли 2 номера и расположились с большим комфортом.
Утром я проснулся рано.
Первая мысль, которая мне доставила наслаждение, было сознание, что более нести котомку
не надо. Я долго нежился в кровати. Затем оделся и пошел к начальнику Иманского участка Уссурийского казачьего войска Г.Ф. Февралеву. Он принял меня очень любезно и выручил деньгами.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я
не иначе хочу, чтоб наш дом был
первый в столице и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Анна Андреевна. Ты, Антоша, всегда готов обещать. Во-первых, тебе
не будет времени думать об этом. И как можно и с какой стати себя обременять этакими обещаниями?
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по почте
не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти дела
не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует — чтобы и уши
не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович,
первый и начните.
«Оставь мне, Господи, // Болезнь мою почетную, // По ней я дворянин!» //
Не вашей подлой хворостью, //
Не хрипотой,
не грыжею — // Болезнью благородною, // Какая только водится // У
первых лиц в империи, // Я болен, мужичье!
Пришел солдат с медалями, // Чуть жив, а выпить хочется: // — Я счастлив! — говорит. // «Ну, открывай, старинушка, // В чем счастие солдатское? // Да
не таись, смотри!» // — А в том, во-первых, счастие, // Что в двадцати сражениях // Я был, а
не убит! // А во-вторых, важней того, // Я и во время мирное // Ходил ни сыт ни голоден, // А смерти
не дался! // А в-третьих — за провинности, // Великие и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!