Неточные совпадения
Я взглянул в указанном направлении и увидел какое-то темное пятно. Я
думал, что это тень от облака, и высказал Дерсу свое предположение. Он засмеялся и указал на небо. Я посмотрел вверх. Небо было совершенно безоблачным: на беспредельной его синеве
не было ни одного облачка. Через несколько минут пятно изменило свою форму и немного передвинулось в сторону.
Чем ближе я присматривался к этому человеку, тем больше он мне нравился. С каждым днем я открывал в нем новые достоинства. Раньше я
думал, что эгоизм особенно свойствен дикому человеку, а чувство гуманности, человеколюбия и внимания к чужому интересу присуще только европейцам.
Не ошибся ли я? Под эти мысли я опять задремал и проспал до утра.
Сегодня был особенно сильный перелет. Олентьев убил несколько уток, которые и составили нам превосходный ужин. Когда стемнело, все птицы прекратили свой лет. Кругом сразу воцарилась тишина. Можно было
подумать, что степи эти совершенно безжизненны, а между тем
не было ни одного озерка, ни одной заводи, ни одной протоки, где
не ночевали бы стада лебедей, гусей, крохалей, уток и другой водяной птицы.
Олентьев и Марченко
не беспокоились о нас. Они
думали, что около озера Ханка мы нашли жилье и остались там ночевать. Я переобулся, напился чаю, лег у костра и крепко заснул. Мне грезилось, что я опять попал в болото и кругом бушует снежная буря. Я вскрикнул и сбросил с себя одеяло. Был вечер. На небе горели яркие звезды; длинной полосой протянулся Млечный Путь. Поднявшийся ночью ветер раздувал пламя костра и разносил искры по полю. По другую сторону огня спал Дерсу.
Я ответил, что пойдем в Черниговку, а оттуда — во Владивосток, и стал приглашать его с собой. Я обещал в скором времени опять пойти в тайгу, предлагал жалованье… Мы оба задумались.
Не знаю, что
думал он, но я почувствовал, что в сердце мое закралась тоска. Я стал снова рассказывать ему про удобства и преимущества жизни в городе. Дерсу слушал молча. Наконец он вздохнул и проговорил...
«В самом деле, —
подумал я, — житель лесов
не выживет в городе, и
не делаю ли я худо, что сбиваю его с того пути, на который он встал с детства?»
«Прощай, Дерсу, —
подумал я. — Ты спас мне жизнь. Я никогда
не забуду этого».
Мы
думали, что к утру дождь прекратится, но ошиблись. С рассветом он пошел еще сильнее. Чтобы вода
не залила огонь, пришлось подкладывать в костры побольше дров. Дрова горели плохо и сильно дымили. Люди забились в комарники и
не показывались наружу. Время тянулось томительно долго.
Тогда я понял, что он меня боится. Он никак
не мог допустить, что я мог быть один, и
думал, что поблизости много людей. Я знал, что если я выстрелю из винтовки, то пуля пройдет сквозь дерево, за которым спрятался бродяга, и убьет его. Но я тотчас же поймал себя на другой мысли: он уходил, он боится, и если я выстрелю, то совершу убийство. Я отошел еще немного и оглянулся. Чуть-чуть между деревьями мелькала его синяя одежда. У меня отлегло от сердца.
Нигде на земле нет другого растения, вокруг которого сгруппировалось бы столько легенд и сказаний. Под влиянием литературы или под влиянием рассказов китайцев,
не знаю почему, но я тоже почувствовал благоговение к этому невзрачному представителю аралиевых. Я встал на колени, чтобы ближе рассмотреть его. Старик объяснил это по-своему: он
думал, что я молюсь. С этой минуты я совсем расположил его в свою пользу.
Можно было
подумать, что бабочки эти случайно попали в воду и
не могли подняться на воздух.
«
Не вернуться ли назад?» —
подумал я, но тотчас же взял себя в руки и осторожно двинулся вперед.
«Пора возвращаться на бивак», —
подумал я и стал осматриваться, но за лесом ничего
не было видно. Тогда я поднялся на одну из ближайших сопок, чтобы ориентироваться.
«Теперь
не пропаду, —
думал я, — тропинка куда-нибудь приведет».
— Черт знает что за погода, — говорил я своему спутнику. —
Не то туман,
не то дождь,
не разберешь, право. Ты как
думаешь, Дерсу, разгуляется погода или станет еще хуже?
Чуть только начало светать, наш бивак опять атаковали комары. О сне нечего было и
думать. Точно по команде все встали. Казаки быстро завьючили коней;
не пивши чаю, тронулись в путь. С восходом солнца туман начал рассеиваться; кое-где проглянуло синее небо.
Сегодня я заметил, что он весь день был как-то особенно рассеян. Иногда он садился в стороне и о чем-то напряженно
думал. Он опускал руки и смотрел куда-то вдаль. На вопрос,
не болен ли он, старик отрицательно качал головой, хватался за топор и, видимо, всячески старался отогнать от себя какие-то тяжелые мысли.
Я
не понял его и
подумал, что китайцы загоняют своих свиней на ночь. Дерсу возражал. Он говорил, что, пока
не убрана кукуруза и
не собраны овощи с огородов, никто свиней из загонов
не выпускает.
Подкрепив свои силы едой, мы с Дерсу отправились вперед, а лошади остались сзади. Теперь наша дорога стала подыматься куда-то в гору. Я
думал, что Тютихе протекает здесь по ущелью и потому тропа обходит опасное место. Однако я заметил, что это была
не та тропа, по которой мы шли раньше. Во-первых, на ней
не было конных следов, а во-вторых, она шла вверх по ручью, в чем я убедился, как только увидел воду. Тогда мы решили повернуть назад и идти напрямик к реке в надежде, что где-нибудь пересечем свою дорогу.
Мне очень хотелось убить медведя. «Другие бьют медведей один на один, —
думал я, — почему бы мне
не сделать то же?» Охотничий задор разжег во мне чувство тщеславия, и я решил попытать счастья.
После ужина казаки рано легли спать. За день я так переволновался, что
не мог уснуть. Я поднялся, сел к огню и стал
думать о пережитом. Ночь была ясная, тихая. Красные блики от огня, черные тени от деревьев и голубоватый свет луны перемешивались между собой. По опушкам сонного леса бродили дикие звери. Иные совсем близко подходили к биваку. Особенным любопытством отличались козули. Наконец я почувствовал дремоту, лег рядом с казаками и уснул крепким сном.
— Моя
думай, это дым, — отвечал он. — Ветер нету, который сторона гори, понимай
не могу.
Бивак наш был
не из числа удачных: холодный резкий ветер всю ночь дул с запада по долине, как в трубу. Пришлось спрятаться за вал к морю. В палатке было дымно, а снаружи холодно. После ужина все поспешили лечь спать, но я
не мог уснуть — все прислушивался к шуму прибоя и
думал о судьбе, забросившей меня на берег Великого океана.
Я
думал, что он смотрит,
не будет ли дождя, но у него были опасения другого рода.
В другом месте мы спугнули даурского бекаса. Он держался около воды, там, где еще
не было снега. Я
думал, что это отсталая птица, но вид у него был веселый и бодрый. Впоследствии я часто встречал их по берегам незамерзших проток. Из этого я заключаю, что бекасы держатся в Уссурийском крае до половины зимы и только после декабря перекочевывают к югу.
Женщина с удивлением посмотрела на нас, и вдруг на лице ее изобразилась тревога. Какие русские могут прийти сюда? Порядочные люди
не пойдут. «Это — чолдоны [Так удэгейцы называют разбойников.]», —
подумала она и спряталась обратно в юрту. Чтобы рассеять ее подозрения, Дерсу заговорил с ней по-удэгейски и представил меня как начальника экспедиции. Тогда она успокоилась.
Дерсу начал было меня отговаривать, но я
не согласился с ним,
думая, что в случае неудачи нам все же удастся выбраться на берег.
— Его шибко хитрый люди. Моя
думай, его обмани хочу. Сегодня моя спи
не буду.
За эти дни мы очень утомились. Хотелось остановиться и отдохнуть. По рассказам удэгейцев, впереди было большое китайское селение Картун. Там мы
думали продневать, собраться с силами и, если возможно, нанять лошадей. Но нашим мечтам
не суждено было сбыться.
— Как такой люди живи? —
не унимался Дерсу. — Моя
думай, его живи
не могу — его скоро сам пропади.