Неточные совпадения
На другой
день мы продолжали наш путь.
Долина суживалась, и идти становилось труднее. Мы шли целиной и только заботились о том, чтобы поменьше кружить.
На другой
день, 31 мая, чуть только стало светать, я бросился к окну. Дождь перестал, но погода была хмурая, сырая. Туман, как саван, окутал горы. Сквозь него слабо виднелись
долина, лес и какие-то постройки
на берегу реки.
К полудню мы поднялись
на лесистый горный хребет, который тянется здесь в направлении от северо-северо-востока
на юго-юго-запад и в среднем имеет высоту около 0,5 км. Сквозь деревья можно было видеть другой такой же перевал, а за ним еще какие-то горы. Сверху гребень хребта казался краем громадной чаши, а
долина — глубокой ямой,
дно которой терялось в тумане.
На следующий
день мы выступили из Иолайзы довольно рано. Путеводной нитью нам служила небольшая тропка. Сначала она шла по горам с левой стороны Фудзина, а затем, миновав небольшой болотистый лесок, снова спустилась в
долину. Размытая почва, галечниковые отмели и ямы — все это указывало
на то, что река часто выходит из берегов и затопляет
долину.
Манзы сначала испугались, но потом, узнав, в чем
дело, успокоились. Они накормили нас чумизной кашей и дали чаю. Из расспросов выяснилось, что мы находимся у подножия Сихотэ-Алиня, что далее к морю дороги нет вовсе и что тропа, по которой прошел наш отряд, идет
на реку Чжюдямогоу [Чжу-цзя-ма-гоу —
долина семьи Чжу, где растет конопля.], входящую в бассейн верхней Улахе.
Спускаться по таким оврагам очень тяжело. В особенности трудно пришлось лошадям. Если графически изобразить наш спуск с Сихотэ-Алиня, то он представился бы в виде мелкой извилистой линии по направлению к востоку. Этот спуск продолжался 2 часа. По
дну лощины протекал ручей. Среди зарослей его почти не было видно. С веселым шумом бежала вода вниз по
долине, словно радуясь тому, что наконец-то она вырвалась из-под земли
на свободу. Ниже течение ручья становилось спокойнее.
Но и
на новых местах их ожидали невзгоды. По неопытности они посеяли хлеб внизу, в
долине; первым же наводнением его смыло, вторым — унесло все сено; тигры поели весь скот и стали нападать
на людей. Ружье у крестьян было только одно, да и то пистонное. Чтобы не умереть с голода, они нанялись в работники к китайцам с поденной платой 400 г чумизы в
день. Расчет производили раз в месяц, и чумизу ту за 68 км должны были доставлять
на себе в котомках.
За перевалом, следуя течению воды к востоку, мы часа в 3,5
дня вышли
на реку Инза-Лазагоу —
Долина серебряной скалы. Река эта будет самым большим и ближайшим к морю притоком Тютихе. В верховьях Инза-Лазагоу состоит тоже из 2 речек, именуемых также Сицой и Тунцой. Каждая из них, в свою очередь, слагается из нескольких мелких ручьев.
Долину реки Мутухе можно считать самым зверовым местом
на побережье моря. Из зарослей леспедецы и орешника то и
дело выбегали олени, козули и кабаны. Казаки ахали, волновались, и мне стоило немалого труда удержать их от стрельбы и бесполезного истребления животных. Часа в 3
дня я подал сигнал к остановке.
Рано мы легли спать и
на другой
день рано и встали. Когда лучи солнца позолотили вершины гор, мы успели уже отойти от бивака 3 или 4 км. Теперь река Дунца круто поворачивала
на запад, но потом стала опять склоняться к северу. Как раз
на повороте, с левой стороны, в
долину вдвинулась высокая скала, увенчанная причудливым острым гребнем.
А осенний, ясный, немножко холодный, утром морозный день, когда береза, словно сказочное дерево, вся золотая, красиво рисуется на бледно-голубом небе, когда низкое солнце уж не греет, но блестит ярче летнего, небольшая осиновая роща вся сверкает насквозь, словно ей весело и легко стоять голой, изморозь еще белеет
на дне долин, а свежий ветер тихонько шевелит и гонит упавшие покоробленные листья, — когда по реке радостно мчатся синие волны, мерно вздымая рассеянных гусей и уток; вдали мельница стучит, полузакрытая вербами, и, пестрея в светлом воздухе, голуби быстро кружатся над ней…
Неточные совпадения
И в самом
деле, здесь все дышит уединением; здесь все таинственно — и густые сени липовых аллей, склоняющихся над потоком, который с шумом и пеною, падая с плиты
на плиту, прорезывает себе путь между зеленеющими горами, и ущелья, полные мглою и молчанием, которых ветви разбегаются отсюда во все стороны, и свежесть ароматического воздуха, отягощенного испарениями высоких южных трав и белой акации, и постоянный, сладостно-усыпительный шум студеных ручьев, которые, встретясь в конце
долины, бегут дружно взапуски и наконец кидаются в Подкумок.
Кулигин (поет). «Среди
долины ровныя,
на гладкой высоте…» (Перестает петь.) Чудеса, истинно надобно сказать, что чудеса! Кудряш! Вот, братец ты мой, пятьдесят лет я каждый
день гляжу за Волгу и все наглядеться не могу.
В прекрасный летний
день, // Бросая по
долине тень, // Листы
на дереве с зефирами шептали, // Хвалились густотой, зелёностью своей // И вот как о себе зефирам толковали: // «Не правда ли, что мы краса
долины всей?
Помирились, и Самгину показалось, что эта сцена плотнее приблизила Варвару к нему, а
на другой
день, рано утром, спускаясь в
долину Арагвы, пышно одетую зеленью, Клим даже нашел нужным сказать Варваре:
Венчанный славой бесполезной, // Отважный Карл скользил над бездной. // Он шел
на древнюю Москву, // Взметая русские дружины, // Как вихорь гонит прах
долины // И клонит пыльную траву. // Он шел путем, где след оставил // В
дни наши новый, сильный враг, // Когда падением ославил // Муж рока свой попятный шаг.