Корни гор. Книга 2. Битва чудовищ

Елизавета Дворецкая, 1998

В Медном Лесу правит ведьма Хёрдис, самовластно распоряжаясь судьбами его обитателей. Ни ее соплеменники-квиты, ни захватчики-фьялли, собирающие с них дань, не знают заранее, на чью сторону она встанет. Ведьма Медного Леса внушает ужас, и никому неизвестно, что сама она – пленница великана Свальнира, истинного средоточия сил этой загадочной страны. Сильнейшая ее мечта – уйти отсюда, вновь вернуться к людям, пока холодное дыхание камней не превратило в камень ее саму. Но помочь ей может один-единственный человек: конунг фьяллей Торбранд. Тот, вражда с которым и вынудила Хёрдис уйти от людей, стать и владычицей, и пленницей Медного Леса. И настанет день, самый тяжелый день в жизни их обоих, когда они, Торбранд и Хёрдис, отец и мать этой войны, окажутся лицом к лицу в глубинах Медного Леса, чтобы предложить друг другу последнее, что у них осталось – золотое обручье Дракон судьбы в обмен на меч Дракон Битвы…

Глава 3

Усадьба Речной Туман еще немало дней толковала обо всех чудесах нынешней зимы: о волке-оборотне из Медного Леса, о Гельде Подкидыше, перехитрившем хозяйку Нагорья и даже Кара Колдуна, о буре, которая три дня ревела и сотрясала берега. Все сходились на том, что это не простая буря, что вызвал ее Кар, чтобы погубить барландца. После бури многие даже ходили на берег поискать обломков корабля, но то, что они нашли, никак нельзя было уверенно привязать к Гельду и его «Рогатой Свинье». Но убеждения в их печальной участи это не ослабило, и о Каре стали вспоминать с большим уважением, чем раньше. Самого Кара никто с того утра не видел, и об этом упоминали с многозначительными взглядами. Даже Рам помалкивал, хотя в другое время просто высмеял бы и Кара, и все вздорные слухи о его якобы могуществе.

Дней через десять, когда умы обитателей Речного Тумана уже поуспокоились и готовы были обратиться к более обыденным делам, незадолго до сумерек в воротах усадьбы показался незнакомый гость. Он был один и шел пешком, держа на плече большое, богато украшенное золотом копье. Несколько работников, бывших в это время во дворе, вытаращили глаза на это копье, будто оно вошло само собой, и посмотрели на его хозяина только тогда, когда он их окликнул:

— Привет вам всем, добрые люди! Как зовется эта усадьба и кто здесь живет?

— Здесь живет Эйвинд хёльд по прозвищу Гусь, — пояснил один из работников. — А усадьба зовется Речной Туман.

— А доблестный Эйвинд хёльд по прозвищу Гусь принимает гостей на ночь-другую? — осведомился пришелец.

— Принимает, — ответил с порога сам Эйвинд. — Мне нынешней зимой везет на гостей. Кто ни зайдет, тот и расскажет что-нибудь любопытное. Наверное, ты тоже из таких?

— Похоже на то, — согласился гость.

Вытянув шею, Эйвинд стал рассматривать его копье, потом его самого. Пришельцу было на вид без малого лет тридцать, и с первого взгляда становилось ясно, что за это время он повидал не меньше, чем иной за все шестьдесят. Среднего роста и довольно легкого сложения, он, однако, выглядел очень сильным, точно был отлит из какого-то живого железа. Его длинные рыжие волосы были заплетены во множество косичек, связанных сзади на шее в общий хвост, а желтые глаза смотрели твердо и остро. Он держался уверенно, точно был хозяином везде, куда ни придет. Даже Эйвинд, привыкший видеть в своих воротах незнакомцев, при взгляде на него ощутил странную робость.

Работники тоже рассматривали гостя в молчании, лица их выглядели растерянными. Что-то было не так. Один-единственный человек, в волчьей накидке и сером плаще, с золоченым копьем… Но вместе с ним во двор усадьбы вошла такая сила, что, будь у него один глаз, его немедленно приняли бы за самого Одина.

Из-за угла кладовки вышли две женщины: Ауд и Гальни. Едва глянув на незнакомца, Гальни истошно вскрикнула и без единого слова бросилась бежать. Незнакомец резко обернулся на ее крик, лицо его мигом стало жестким и настороженным.

— Оборотень! — охнул один из работников.

И тут же это слово вспыхнуло в душах всех тех, кто стоял сейчас во дворе, не исключая и хозяина. Оборотень! Еще один! Опять! Уж повадились ходить к живым людям… Уж слишком все это было похоже на недавние рассказы, еще приукрашенные пылким и праздным воображением слушателей.

— Оборотень! — яростно завопил Мод, могучий конюх, и мигом выхватил из кучи сваленного у амбара хвороста здоровую кривую корягу. — Бей оборотня!

— Бей оборотня! — завопили работники, криком стараясь заглушить собственный страх. — Навались! Бей его!

Пришелец не растерялся: едва лишь Мод успел шевельнуться, как тот уже скинул с плеча копье, ухватил его обеими руками за середину и тупым концом ловко и очень сильно ударил руку Мода с корягой. Коряга отлетела в один конец двора, задев по плечу Хюра управителя, Мод — в другую. Такой стремительный и точный удар показался колдовством, доказательством нечистой силы, и все во дворе завопили еще громче.

Народ сбегался со всех сторон, изо всех дверей, вооруженный чем попало. Целой тучей мужчины устремились к пришельцу, но он был среди них как золотая молния в темной туче — яркий и грозный. Безостановочно действуя то одним концом копья, то другим, он раскидывал нападающих сразу, как только они приближались на доступное расстояние. По двору летели брызги крови, женщины кричали, вопили раненые. Мод, вставший было на ноги и полезший опять, отчаянно ревел, зажимая обеими руками правый глаз; между пальцами струилась кровь, и похоже было, что отныне отважный конюх станет походить на одноглазого Отца Богов.

Сам Эйвинд хёльд, сбегавший в гридницу за мечом, попытался было подступиться к оборотню, но получил в грудь сильный удар концом древка прежде, чем сумел сделать хотя бы один выпад. И он вернулся к дому, благословляя судьбу, что в то мгновение наконечник копья был обращен в другую сторону.

Казалось, у пришельца восемь рук, как у древнего Старкада, и четыре лица, как у золоченого идольчика неведомого бога неведомых земель, что завез сюда как-то один торговец. Кто бы ни пытался подойти к пришельцу, пусть хоть десять человек разом, он видел каждого противника и каждое движение, направленное против него, и каждого успевал опередить. Два конца копья, вихрь рыжих кос, серая накидка и веселое жестокое лицо с белым оскалом зубов мелькали в куче людей, которые только мешали друг другу, и число раненых возрастало с каждым движением оборотня.

— Рам, Рам! — вопили Фрейдис хозяйка и Эйвинд. Кроме кузнеца, как видно, с оборотнем никто не справится. — Да позовите Рама! Да где же он!

Но Рама Резчика нигде не было. Довольно быстро пыл нападающих угас, они отхлынули к хозяйскому дому и там, держа перед собой разнообразное оружие, готовились защищаться. Фрейдис хозяйка пряталась за спину мужа, который держал перед собой меч, но не убегала в дом, желая посмотреть, чем же все кончится.

Суета и крики утихли, во дворе наступила тишина. Оборотень стоял посреди двора, а перед ним, вдоль стены хозяйского дома, выстроились сплошной ряд бледных лиц, перекошенных испугом и болью, и частокол выставленных вперед клинков, палок и дубин. Один из работников держал вместо щита большую литую крышку от пивного котла. Увидев это, оборотень вдруг расхохотался, и обитатели усадьбы боязливо перевели дух.

— Ты оборотень, да? — неуверенно спросил Эйвинд хёльд.

— Я? — Пришелец весело посмотрел на него. — Много дураков я видел в жизни, но таких встречать еще не приходилось. Таких пылких и решительных дураков, что сначала бьют, а потом уже спрашивают, а надо ли было. Да был бы я оборотень, — с какой-то насмешливой и жестокой ласковостью сказал он, — я бы вас всех на клочки разорвал. Славные воины, тоже мне! Крышками от котлов воюете! Хороши же вы будете, когда сюда придут фьялли!

— Сюда не придут фьялли! — дрожащим голосом возразила Фрейдис хозяйка.

— А ты, валькирия прялки, как видно, вещая вёльва и знаешь будущее? — Пришелец с издевкой посмотрел на нее. — Не придут!

— Нас защищает Хеймир ярл! — чуть тверже возразил Эйвинд хёльд. — Как же ему нас не защищать, если мы дали ему клятвы….

— Оборотень! — повторил пришелец и опять усмехнулся. — Я не зря сюда пришел. Теперь я знаю, что тут живут одни рабы! Трусливые и продажные. Вы закопали свое оружие или подарили его слэттам, а сами сели к прялкам. Плохо же вам будет, когда придет настоящий враг!

С этими словами он вскинул на плечо свое молненосное копье, спокойно повернулся спиной ко всей толпе и пошел со двора. Облитые грязью хозяева молча смотрели ему вслед и не могли даже шевельнуться, точно скованные острым взглядом его желтых глаз, его презрительными словами, его уверенными, полными внутренней силы движениями.

Некоторое время стояла тишина, прерываемая только постаныванием раненых и возней женщин около Мода и еще двух работников с тяжелыми ранами. Потом Хюр управитель негромко охнул и протянул дрожащую руку вслед ушедшему:

— Это он!

— Кто — он? — спросило разом несколько голосов.

— Он! — повторил Хюр и оглянулся, окидывая изумленно-просветленным взглядом обращенные к нему лица. — Хёвдинг Медного Леса!

* * *

Турсдален — Великанья Долина — была каменистой, почти лишенной растительности, и поэтому смены времен года здесь замечались меньше, чем в других местах. На рыжих кремневых склонах гор, окружавших Турсдален, лишь кое-где зеленели редкие малорослые ели, как пальцами, вцепившиеся корнями в трещины скал, кое-где серебрился на камнях шершавый сизый лишайник. Шла середина «мягкого месяца»^[6], но догадаться об этом можно было только по цвету сероватого, в редких бледно-голубоватых окошках, неба да по сердитому холодному ветру. Рыжие камни, мелкие ершистые ели и трусливые сизые лишайники были неизменны. И лишь ветер, свободно меж ними гулявший и со скуки дергавший елки за продранные рукава, казался единственным здешним обитателем.

Однако, два путника, которые приближались к Великаньей долине, были уверены, что их встретят не только старчески дремлющие камни. Вторым шагал тот самый человек в сером плаще и с золоченым копьем на плече, которого обитатели усадьбы Речной Туман посчитали сначала за оборотня, а потом за хёвдинга Медного Леса. Второе удивило бы его не меньше, чем первое: Медный Лес от создания мира не имел своих хёвдингов, а сам Вигмар сын Хроара никогда не стремился к званиям, славе и даже к богатству. Нравом он был независим, самоуверен и упрям; власть над людьми его не привлекала, но и над собой он не терпел другой власти и другого суда, кроме собственной совести. Чужие дела его также не занимали, и, не случись войны, он прожил бы жизнь, знать не зная ничего, кроме своей усадьбы и своей семьи — но уж и то, и другое было бы устроено по его собственному вкусу. Но война случилась, и родной дом Вигмара, стоявший на северном рубеже Квиттингского Севера, оказался на ее пути первым.

И тогда выяснилось, что даже очень сильный человек откроет в себе неизмеримо больше сил, если путь его судьбы совпадет с судьбой всего племени. Вигмар сын Хроара был чужд мстительности. В северных горах Медного Леса он нашел себе новый дом и примирился бы с существованием фьяллей, если бы они не трогали его. Но такая опасность теперь возникла, и поэтому Вигмар Лисица отправился в путь. Почти в одиночестве шагая по диким долинам Медного Леса, он был острием копья всего племени квиттов. Но ему самому казалось, что он, как и всю жизнь, делает свое собственное дело.

Спутник его, шагавший впереди, выглядел странно. Так странно, что ему, пожалуй, не стоило бы показываться возле человеческого жилья. Он казался карликом, потому что не доставал невысокому Вигмару даже до плеча, но каким-то долговязым карликом. Тельце у него было тоненьким, как осинка, руки и ноги непомерно длинными и тощими, шея вытянутой и тонкой, а головка маленькой. Зато глаза были велики и кругло выпучивались. Все объясняли длинные, загнутые наружу и заостренные верхние концы ушей — спутник Вигмара был троллем. Он ловко прыгал с камня на камень, хватался руками за елки, которые еще долго после этого качались, то и дело нагибался, чтобы рассмотреть какие-то невидимые следы, что-то хватал с земли и засовывал то за пазуху, то прямо в рот.

— Вон, уже видно! — тонким, ломающимся, как и вся его фигура, голосом воскликнул он и протянул вперед руку. — Вон Пещерная гора, а вон ихняя пещера!

Вигмар кивнул. Они уже почти дошли до вершины перевала, который открывался в Великанью долину, и Пещерная гора была прямо перед ними. Не заслоненный растительностью, чернеющий лаз на рыжем отвесном склоне горы был хорошо заметен. Издалека лаз казался не таким уж большим, но по рассказам было известно, что великан Свальнир входит туда во весь своей великаний рост.

— Хотелось бы знать: великан дома? — спросил Вигмар. — А, Спэрра? Твои замечательные глаза не могут разглядеть этого отсюда?^[7]

Вместо ответа тролль мигом кинулся на землю, точно срезанная былинка, и припал длинным ухом к камню. Некоторое время он слушал, потом сел и помотал головой.

— Нету великана! — объявил он.

Его бледное, сероватое лицо ходило ходуном: брови бегали вверх-вниз, глаза моргали, рот то растягивался до ушей, то сжимался. Вигмар усмехнулся: тролли с Золотого ручья были любопытны и общительны, покладисты и даже услужливы и изо всех сил старались подражать людям, с которыми им случалось общаться. Спэрра видел, что от радости люди улыбаются, от горя хмурятся; он усиленно старался подражать тому и другому, но путался и по всякому случаю корчил все рожи, какие только мог придумать.

— Хорошо, что нету! — слегка передразнил его Вигмар. — У нас не так много времени на ожидание. А странные мы с тобой, однако, гости: ждем, чтобы хозяин не пришел, а ушел… Куда это он отправился среди бела дня, хотелось бы мне знать?

— А Свальнир не боится дневного света. Он такой могучий великан! — Спэрра значительно вытаращил свои и без того вытаращенные глаза и поморгал.

Вигмар опять усмехнулся. Он взял с собой тролля в качестве проводника, но тот оказался полезен еще и другим: глядя на него, Вигмар меньше волновался из-за предстоящей встречи. Он был смелым, по-настоящему отважным человеком, с холодной головой и твердым, как железо, сердцем, но сейчас ему было слегка не по себе. Он повидал в жизни многое, он видел, как прямо на него неслась пылающая яростью валькирия с огненным мечом, но сейчас ему предстояло нечто другое. Он пришел сюда, чтобы встретиться с ведьмой. И ему требовалась дружба этой ведьмы. Про нее говорят, что родителями ее были простые люди. Но это ведь еще не значит, что она способна питать к людям хоть какие-то добрые чувства.

Собственно говоря, о ведьме Медного Леса никто ничего не знал толком. Квитты о ней даже не слыхали до тех пор, пока каменная лавина не засыпала Стюрмира конунга. Заговорили только потом, и больше всех о ней могли сообщить, как ни странно, фьялли, ее враги. Уже после в усадьбе Кремнистый Склон отыскались родичи Фрейвида Огниво, которые знали ее с детства и могли кое-что о ней рассказать. Но они знали ее только до того, как великан Свальнир забрал ее к себе. Что с ней сталось и какой она стала, не знал никто.

— Ну, что ты уселся? Хочешь пустить корни? — Вигмар слегка ткнул Спэрру концом копейного древка. — Пошли!

Тролль вскочил еще прежде, чем древко Поющего Жала коснулось его: странный народец до жути боялся этого копья и называл его «молния». Опасливо оглядываясь на «молнию», Спэрра опять засеменил вперед.

Когда Вигмар и Спэрра стояли на вершине перевала, черный зев пещеры смотрел прямо на них, и даже казалось, что войти в него прямо отсюда не составит труда. Но вот они спустились на дно долины, и пещера оказалась высоко над ними, и чем ближе они подходили, тем выше она возносилась. Подножие Пещерной горы было довольно пологим, и какое-то время Вигмар и Спэрра поднимались, пробираясь по рыжим и острым кремневым обломкам, притом Вигмар помогал себе нижним концом копья, а Спэрра цеплялся за камни руками, так что порою шел прямо-таки на четвереньках. Но шагов через пятьдесят они уперлись в стену: склон стал таким крутым, что двигаться дальше было невозможно. Вигмар озадаченно ткнул в мелкую трещину древком Поющего Жала: здесь требуются не человеческие ноги, а копыта горных козлов.

— Как же она туда попадает? — спросил Вигмар, имея в виду ведьму. — Или она тоже выросла и стала великаншей?

— Нет. — Спэрра на ходу так отчаянно замотал головой, что было страшно, как бы она не оторвалась с тонкой шеи. — Она туда не поднимается, потому что не спускается. Потому что великан ее сам спускает и поднимает. Он боится, что она убежит.

— А она, значит, хочет убежать?

— Не знаю. Мы ее не знаем.

— А что же она не убежит, когда бывает внизу? Ее же видели, она даже заходила в усадьбы. Я сам слышал.

— Великан ее держит даже издалека. Мы тоже так умеем, но мы держим только очень слабеньких людей, у нас тонкие веревочки. Как паутинки. — Спэрра посучил в воздухе своими тоненькими серыми пальчиками (на одной руке их было пять, а на другой шесть), точно свивал невидимую нитку. — А у великана веревка большая! — Спэрра раскинул вширь длинные руки, точно веревка великана была толщиной в три локтя, и даже для убедительности широко разинул рот. — Она хоть дракона удержит. Когда ведьма очень запоздает, великан дернет за веревку — раз, и она приходит. Уж очень он ее крепко скрутил.

— Как цепь Глейпнир, — в задумчивости пробормотал Вигмар.

Он слегка улыбался на ужимки Спэрры, но про себя думал: если ведьма настолько связана и не свободна, то много ли пользы от нее будет?

— А она сама и есть дракон, только маленький, — подумав, добавил Спэрра. — Я тебе точно говорю. Никто из наших не хотел бы с ней сцепиться.

«Я бы тоже не хотел с ней сцепиться», — подумал Вигмар. Он вообще никогда не искал драк и прочих случаев проявить свою доблесть. Его дом возле Золотого озера лежал далеко от Турсдалена, и его трудновато было бы загнать к ведьме, от которой ему ничего не надо. Но уж если вышло так, что безопасность Золотого озера зависит от пещеры в Великаньей долине, остановить Вигмара было бы не менее трудно.

Запрокинув голову, Вигмар оглядел недоступный склон и черный лаз пещеры. С близкого расстояния было видно, какой он огромный.

— Придется постучать, — решил Вигмар. — А не ответят — пошлю тебя поклониться от меня хозяевам.

Спэрра обежал Вигмара кругом, сел на землю и уже там, за спиной у человека, отважно помотал головой. Лезть в пещеру великана он совсем не хотел. Нечего и говорить, что тролли гораздо менее уязвимы, чем люди, но при встречах с настоящей опасностью упираются гораздо крепче. Человеческий дух способен вести собственное тело на явную опасность или даже на гибель, но тролли таким самоубийственным орудием, как высокий дух, к счастью для себя, не наделены.

Вигмар тем временем приблизил сияющий золотом наконечник копья к каменной стене и три раза стукнул. Тонкий и сильный звук, как горячая искра, вспыхнул от соприкосновения золоченой стали и кремня. «Золотой ручей!» — вызванивал он, и сам был как чистый дрожащий, слепящий бликами поток, струящийся по ложу из золотых самородков. «Золотой ручей!» — летело по долине, отражаясь от каждого камешка. Золотой ручей, чудо северных гор, звенел в самом сердце Медного Леса, точно родич, пришедший издалека с поклоном к полузабытому предку. Проникая в камень, звон Золотого ручья покатился по всему исполинскому телу горы, и по ней побежала тонкая дрожь, как рябь по воде.

Опираясь на копье, Вигмар внимательно слушал, как звук разлетается все дальше и дальше и наконец замирает. Вот настала тишина. Через некоторое время Вигмар хотел было постучать еще, но Спэрра у него за спиной вдруг охнул. Его серое лицо застыло: от настоящего страха он позабыл все подсмотренные ужимки. А вытянутый длинный палец самым неучтивым образом указывал на что-то наверху.

Вигмар отступил от скалы несколько шагов и тоже глянул вверх. Из мрака пещеры смотрело человеческое лицо. Так странно было видеть его в этом безлюдье, диком и молчащем, что даже у Вигмара дрожь побежала по спине. Это было лицо самой горы, темного и немого духа великаньей пещеры. У этого духа не было ничего, кроме лица.

— Эй, не ты ли хозяйка этой большой и неприступной усадьбы? — крикнул Вигмар, далеко отставив руку с копьем и опираясь нижним концом о камень. — Не ты ли жена великана по имени Свальнир? Меня зовут Вигмар Лисица, и я принес тебе поклон от Грюлы, духа Квиттингского Севера, моей покровительницы.^[8] Она, кажется, в родстве с твоим мужем? Во всяким случае, она тоже из рода великанов. А еще тебе кланяются тролли с Медного озера. Если ты впустишь меня в дом, мы найдем, о чем поговорить.

Хёрдис молчала. За все то время, что она прожила у великана, сюда впервые явился человек. Ей-то казалось, что она давно утратила способность удивляться чему бы то ни было. Чтобы человек, которого она знать не знает, пришел сам, по своей воле, да еще просится зайти в пещеру, будто это самое простое и естественное дело! Это морок, наваждение… Но кому придет в голову посылать наваждения ей? Свальнир не догадается, да и зачем ему? А кто еще в силах ее заморочить? Разве что Восточный Ворон да та самая Грюла… Уж не сама ли это Грюла, лисица из рода огненных великанов? Он рыжий… Но почему в облике мужчины?

Вигмар тоже был несколько растерян: да слышит ли она его? Как к ней обращаться? Знатоком заклинаний он никогда не был и схватился за первое, что пришло в голову. Уж очень он был сейчас похож на Одина, который пришел за знанием к спящей вёльве.

Вёльва, ответь!

Я спрашивать буду,

Чтоб все мне открылось!^[9]

— крикнул Вигмар, сам над собой смеясь в душе: хорош Один!

— Так, кажется? Теперь скажи мне, не напрасно ли я шел в такую даль и есть ли у тебя охота перемолвиться с живым человеком?

Премудрость Одина и здесь не обманула: застывшее лицо ведьмы ожило, правая сторона рта дрогнула и приподнялась в неуверенной усмешке. Вообразить себя на месте древней вёльвы, которую пришел будить Отец Богов — это позабавило даже Хёрдис, которая давно утратила способность забавляться.

— Я пригласила бы тебя войти, если бы ноги у тебя были подлиннее! — крикнула она, сверху глядя в запрокинутое лицо пришельца. — А иначе тебе придется подождать, пока вернется Свальнир и забросит тебя сюда. Только имей в виду: он так неуклюж, что может поломать кости!

— Если бы ты привязала там веревку и спустила мне нижний конец, я сам бы к тебе поднялся, — ответил Вигмар. — Я не так горд и не требую, чтобы великаны носили меня на руках.

— У меня тут нет веревки.

— Зато у меня есть. — Вигмар скинул с плеч мешок и вытащил длинную корабельную веревку из тюленьих шкур. — Ты согласна ее привязать?

Хёрдис кивнула. Отвага пришельца изумляла ее. Сама она ни за что не полезла бы по веревке к незнакомой ведьме. Но Вигмар полагал, что если уж взялся за дело, то надо делать его до конца.

— Давай-ка! — Он протянул Спэрре конец веревки и кивнул на пещеру. — Полезай, и отдашь хозяйке. Она тебя не тронет.

Тролль скривился и отполз назад, мотая головой. Но конец веревки снова придвинулся к нему.

— Полезай, полезай, — непреклонно велел Вигмар. — Я же говорю: она тебя не тронет.

Спэрра взял конец веревки и тихо заныл. Вигмар подтолкнул его нижним концом копья. Продолжая ныть, тролль взял веревку в зубы и полез по отвесной скале вверх. За что он цеплялся и как не падал, Вигмар не мог и вообразить; но он именно затем и взял с собой тролля, чтобы тот пролез там, где человек не пролезет.

Нытье постепенно отдалилось вверх и исчезло. Нижний конец веревки оторвался от земли и висел теперь на половине человеческого роста, дергаясь, будто наверху происходила борьба. Потом по этой самой веревке ссыпался тролль и сразу юркнул за камень. Виден был только заостренный и выгнутый наружу кончик уха, которое, казалось, говорило: а теперь полезай сам и меня больше не трогай.

Вигмар повесил копье в петлю за плечо, подергал за конец веревки, убедился, что привязано крепко, и полез. Сомнений и страхов он не испытывал, потому что они ничего не изменили бы: надо, значит, надо. До сих пор Вигмар всегда находил в себе силы выполнить действительно нужное, так почему его источник должен иссякнуть именно теперь? Пятнадцать жизней, которые ему пообещала покровительница-Грюла, были еще далеко не исчерпаны, и одна из пятнадцати рыжих кос, отрезанная в очередную жертву, уже снова отросла.

Хёрдис стояла в трех шагах от входа в пещеру, крепко прижавшись спиной к каменной стене и почти сливаясь с ней. Невероятный гость приближался; ее сердце билось сильными, тяжелыми, почти болезненными толчками. В ее груди бился камень, ей было больно ощущать это, но она была почти счастлива, что опять, впервые за долгий срок, чувствует его биение. И это же дало ей ощутить, как далеко ушла она от живых людей. Но, может быть, этот гость принесет ей и другие перемены. Какие? Изумление и робость, любопытство и нетерпение заставляли ее дрожать, и Хёрдис прижималась к ненавистной, но привычной стене пещеры как в поисках опоры. Он пришел не просто так, он что-то принес ей. Что это? Что?

Гость влез в пещеру быстро и ловко, почти как тролль. Золоченый наконечник копья у него за спиной ярко блеснул при дневном свете, и Хёрдис зажмурилась на миг, но тут же гость вошел в полумрак, и блеск погас. Теперь копье тихо мерцало, как будто излучая свой собственный внутренний свет.

Выпрямившись, Вигмар окинул быстрым взглядом полумрак перед собой и сразу угадал в трех шагах высокую темную фигуру, прижавшуюся к стене. Заметить ее было трудно: волны темных волос окутали ее и почти слили с темнотой, только пятно лица чуть заметно серело. Хозяйка стояла неподвижно, как каменная. У Вигмара мелькнуло нелепое впечатление, будто он явился беседовать с каменным идолом чужого бога. Она — не женщина, она — дух, она — воплощенное сердце Медного Леса. Тут нет никого живого, ему отвечали духи, морочили, заманивали…

В пещере только мрак, тишина, бездонные и беспредельные. Казалось, что пещера тянется бесконечно далеко, что прямо здесь начинается дорога в непостижимые Нижние Миры. И первый житель эти миров, их страж, их посланец, стоял в трех шагах от Вигмара.

— Вообще-то оружие в гости принято не брать, но ты уж не сердись, что я оставил при себе мое Поющее Жало — без него здесь будет темновато! — дружелюбно сказал Вигмар. — Оно не причинит вреда здесь никому, ни тебе, ни твоему мужу.

— Хотела бы я видеть то, что причинит ему вред, — ответила Хёрдис. Эти слова навели ее на новую мысль, и она внимательно осмотрела копье. — Оно заклято? Как? Что за сила в нем?

— Оно заклято лишь на то, что не может причинить зла своему хозяину, то есть мне. А его сила — небесный огонь. Нечисть его боится. С одним зловредным мертвым оборотнем оно славно расправилось.

— А оно может причинить вред великану? — жадно спросила Хёрдис и даже шагнула вперед. — Убить его?

Вигмар не сразу нашелся с ответом. В голосе хозяйки было такое жгучее волнение, что он опешил: уж не желает ли она смерти своему мужу?

— Я пришел сюда не за этим, — сказал он наконец.

— А зачем?

Хёрдис попятилась и прижалась к стене в трех шагах от входа. Приглашать гостя дальше она, как видно, была не расположена и принимала его на пороге своих мрачных владений. Ее фигура была последним, до чего дневной свет дотягивался самым краешком, а сразу же за ее расплывчатыми очертаниями начиналась глухая, вязкая и притом упругая тьма, которая отталкивала от себя свет.

— Знаешь ли ты, что конунг квиттов Гримкель и конунг фьяллей Торбранд задумали совместный поход на Медный Лес? — сразу начал Вигмар.

Глаза из мрака внезапно сверкнули бледно-голубым светом и озарили напряженное лицо. От неожиданности Вигмар вздрогнул и на всякий случай отодвинулся от порога пещеры.

— Вот как? — глухим, отрывистым голосом воскликнула Хёрдис. — Он будет здесь?

Имя Торбранда потрясло ее, как падение камня потрясает тихую воду. Не зря она звала, ждала… Странный гость принес ей весть о том, в ком теперь заключались все ее надежды. Вот он, первый ответ на ее заклинания! То, что унес на себе ветер полнолуния, вернулось к ней со звоном Золотого ручья, и в самом сердце Хёрдис будто что-то треснуло и задрожало. Наверное, это чувствует скованная зимним холодом земля, когда ловит первый отблеск весеннего солнца. Он еще не согреет, но в нем — надежда, обещание, посланное добрым Бальдром, надежда на скорое пробуждение, на новую жизнь…

— Они оба должны быть здесь, — ответил Вигмар, не зная, кого она имеет в виду. — Они хотят подчинить себе Медный Лес и собирать с него дань. Людям, которые здесь живут, это совсем не нравится. Если уж у Медного Леса должен быть конунг, то люди скорее примирятся со своей собственной, родной ведьмой и ее мужем-великаном, чем с чужеземным конунгом, даже если он мудр, как Один, и справедлив, как Форсети. Может, мы поступаем глупо, но уж такие мы, ничего тут не поделаешь.

— Чего ты хочешь от меня?

— Не так уж много. Это будет зависеть от тебя. Если ты не хочешь, чтобы здесь правили фьялли, то ты поможешь нам их прогнать. А уж чем ты можешь помочь — это тебе виднее. Никого, я так думаю, не принудят к подвигам, которые ему не по плечу. И пусть каждый решает сам, какую пользу он может принести. Я так понимаю свободу. Первое, что нам нужно — это железо. Нам нужно оружие, чтобы биться. По всему югу Медного Леса железо отобрал Гутхорм Длинный… Ну да ты лучше меня знаешь, чем все это кончилось. Еще железо есть возле Турсдалена. Но мы были бы дураками, если бы пытались взять его без твоего позволения. А мы, может быть, безумцы, но не дураки. Если ты позволишь нам взять это железо, то мы сделаем все, что в человеческих силах, чтобы твоя долина не увидела больше ни одного фьялля.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

6

т. е. февраля.

7

Имя Спэрра означает «с выпученными глазами».

8

Грюла, т. е. «страшилище, пугало» — лисица-великан, имеющая пятнадцать хвостов.

9

«Старшая Эдда», пер. А. Корсуна.