— Вишь, что наладил, — проворчал опять Михеич, —
отпусти разбойника, не вешай разбойника, да и не хвались, что хотел повесить! Затвердила сорока Якова, видно с одного поля ягода! Не беспокойся, брат, — прибавил он громко, — наш князь никого не боится; наплевать ему на твово Скурлатова; он одному царю ответ держит!
Неточные совпадения
— «Что такое? что с тобою сделалось?» Он мне: «Матушка Анна Савишна,
разбойники ограбили; самого чуть не убили, сам Дубровский был тут, хотел повесить меня, да сжалился, и
отпустил, зато всего обобрал, отнял и лошадь и телегу».
— Так их и папенька покойный,
отпуская свою душечку честную, назвал
разбойниками, — прошептала она еще через несколько минут.
Отпустив затем
разбойников и Лизавету, Вихров подошел к окну и невольно начал смотреть, как конвойные, с ружьями под приклад, повели их по площади, наполненной по случаю базара народом. Лизавета шла весело и даже как бы несколько гордо. Атаман был задумчив и только по временам поворачивал то туда, то сюда голову свою к народу. Сарапка шел, потупившись, и ни на кого не смотрел.
— Батюшка боярин, — сказал он, — оно тово, может быть, этот молодец и правду говорит: неравно староста
отпустит этих
разбойников. А уж коли ты их, по мягкосердечию твоему, от петли помиловал, за что бог и тебя, батюшка, не оставит, то дозволь, по крайности, перед отправкой-то, на всяк случай, влепить им по полсотенке плетей, чтоб вперед-то не душегубствовали, тетка их подкурятина!
От этих разговоров и писаний, по их мнению, случится то, что правительства перестанут набирать солдат, на которых зиждется вся их сила, а послушаются их речей и
отпустят своих солдат, останутся беззащитными не только перед своими соседями, но и перед своими подданными; как
разбойники, связавшие безоружных людей, чтобы ограбить их, услыхав речи о той боли, которую веревка причиняет связанным, тотчас же развяжут их.