Неточные совпадения
И эти люди напоминали Павлу
о сотнях других людей, об учителях и товарищах,
о шумных и людных улицах, по которым ходят женщины, и
о том — самом для него тяжелом и
страшном, —
о чем хочется забыть и
не думать.
Она чистенькая и только догадывается, но
не позволяет себе
думать о том, что существуют развратные женщины и болезни —
страшные, позорные болезни, от которых человек становится несчастным и отвратительным самому себе и стреляется из револьвера, такой молодой и хороший! А сама она летом на кругу носила платье декольте, и когда ходит под ручку, то близко-близко прижимается. Быть может, она уже целовалась с кем-нибудь…
Неточные совпадения
Алексей Александрович
думал и говорил, что ни в какой год у него
не было столько служебного дела, как в нынешний; но он
не сознавал того, что он сам выдумывал себе в нынешнем году дела, что это было одно из средств
не открывать того ящика, где лежали чувства к жене и семье и мысли
о них и которые делались тем
страшнее, чем дольше они там лежали.
Когда она
думала о сыне и его будущих отношениях к бросившей его отца матери, ей так становилось страшно за то, что она сделала, что она
не рассуждала, а, как женщина, старалась только успокоить себя лживыми рассуждениями и словами, с тем чтобы всё оставалось по старому и чтобы можно было забыть про
страшный вопрос, что будет с сыном.
Она здесь, в Узле, — вот
о чем
думал Привалов, когда возвращался от Павлы Ивановны. А он до сих пор
не знал об этом!.. Доктор
не показывается и, видимо, избегает встречаться с ним. Ну, это его дело. В Привалове со
страшной силой вспыхнуло желание увидать Надежду Васильевну, увидать хотя издали… Узнает она его или нет? Может быть, отвернется, как от пьяницы и картежника, которого даже бог забыл, как выразилась бы Павла Ивановна?
Уже слепец кончил свою песню; уже снова стал перебирать струны; уже стал петь смешные присказки про Хому и Ерему, про Сткляра Стокозу… но старые и малые все еще
не думали очнуться и долго стояли, потупив головы, раздумывая
о страшном, в старину случившемся деле.
Вот приблизительно то, что пережил я, когда сегодня утром прочитал Государственную Газету. Был
страшный сон, и он кончился. А я, малодушный, я, неверующий, — я
думал уже
о своевольной смерти. Мне стыдно сейчас читать последние, написанные вчера, строки. Но все равно: пусть, пусть они останутся, как память
о том невероятном, что могло быть — и чего уже
не будет… да,
не будет!..