Неточные совпадения
Я согласился и ту же минуту
написал сам
в Петербург к Гоголю горячее
письмо, объяснив, почему Щепкину неудобно ставить пиесу и почему мне это будет удобно, прибавя, что
в сущности всем будет распоряжаться Щепкин, только через меня.
Погодин должен был
написать к Гоголю
письмо следующего содержания: «Видя, что ты находишься
в нужде, на чужой стороне, я, имея свободные деньги, посылаю тебе две тысячи рублей ассигнациями.
Перед возвращением своим
в Россию он
написал к Гоголю
в Рим самое горячее
письмо, убеждая его воротиться
в Москву (Гоголь жил
в Риме уже более двух лет) и назначая ему место съезда
в Кельне, где Константин будет ждать его, чтоб ехать
в обратный путь вместе.
Очень просил, чтоб я с Верой и с ним съездил к его сестрам, и поручил мне
в каждом
письме писать к моей жене и Константину по пяти поклонов.
Я тогда же
написал об них
в письме к моей жене, что это были калибаны
в понимании искусства, и это совершенная правда.
Я мало помню таких разговоров, но заключаю о них по
письмам Константина, которые он
писал около 20 января к Вере
в Курск и к Мише
в Петербург.
Между тем Гоголь получил известие о нашем несчастье. Не помню,
писал ли я сам к нему об этом, но знаю, что он
написал ко мне утешительное
письмо, которое до меня не дошло и осталось для меня неизвестным.
Письмо было послано через Погодина; вероятно, оно заключало
в себе такого рода утешения, до которых я был большой неохотник и мог скорее рассердиться за них, чем утешиться ими. Погодин знал это очень хорошо и не отдал
письма, а впоследствии или затерял, или обманул меня, сказав, что
письма не нашел.
Он читал
в моей душе, а также
в душе Константина, что после тех
писем, какие он
писал ко мне, его настоящий поступок, делаемый без искренних объяснений, мог показаться мне весьма двусмысленным, а сам Гоголь — человеком фальшивым.
Очень довольный, что скоро нашел деньги, я сейчас отправил их
в Рим через Шевырева и
написал письмо к Гоголю.
В октябре того же года Гоголь спрашивал Н. М. Языкова
в письме к нему из Франкфурта: «Спроси Аксаковых, зачем ни один из них не
пишет ко мне?» — а самому С. Т.
писал...
До того, как прибыл ответ на это
письмо, Аксаков получил вместе с Шевыревым поручение от Гоголя насчет благотворения бедным студентам. 14 декабря 1844 г. Гоголь
писал в этой связи Шевыреву...
Из-за усилившейся болезни глаз Аксаков уже не мог сам
писать, а продиктовал ответ Гоголю; длинное
письмо лишь
в нескольких местах писано им собственноручно...
От 7 апреля. «Недавно пересылала нам Смирнова
письмо от Гоголя; он
пишет, что проведет все лето
в дороге, что ему необходимо нужно; что поедет
в Турцию,
в Иерусалим; что он теперь, несмотря на свои физические страдания, испытывает чудные минуты; что его страдания самые необходимы для его труда; и по всему видно, что труд его уже почти готов; он просит всех молиться за него».
«Я
написал и послал сильный протест к Плетневу, чтобы не выпускал
в свет новой книги Гоголя, которая состоит из отрывков
писем его к друзьям и
в которой точно есть завещание к целой России, где Гоголь просит, чтобы она не ставила над ним никакого памятника, и уведомляет, что он сжег все свои бумаги.
От 3 декабря. «Я уведомил тебя, что
писал Плетневу; вчера получил от него неудовлетворительный ответ.
Письмо к Гоголю лежало тяжелым камнем на моем сердце; наконец,
в несколько приемов я
написал его. Я довольно пострадал за то, но согласился бы вытерпеть вдесятеро более мучения, только бы оно было полезно,
в чем я сомневаюсь. Болезнь укоренилась, и лекарство будет не действительно или даже вредно; нужды нет, я исполнил свой долг как друг, как русский и как человек».
«Прочитав
в другой раз статью о лиризме наших поэтов, я впал
в такое ожесточение, что, отправляя к Гоголю
письмо Свербеева, вместо нескольких строк,
в которых хотел сказать, что не буду
писать к нему
письма об его книге до тех пор, пока не получу ответа на мое
письмо от 9 декабря,
написал целое
письмо, горячее и резкое, о чем очень жалею…
От 17 февраля: «Я желаю, чтоб ты показал или прочел ей <А. О. Смирновой> все, что я
писал о Гоголе. Я желал бы, чтоб все, мною написанное и сказанное о нем, было тогда же напечатано: ибо теперь, после его ответа на мое
письмо, я уже не стану ни говорить, ни
писать о нем. Ты не знаешь этого
письма. Я перенес его спокойно и равнодушно; но самые кроткие люди, которые его прочли, приходили
в бешенство».
Гоголь
писал С. Т. Аксакову
в ответ на
письмо от 27 января...
О том же
писал С. Т. Аксаков
в письме к сыну Ивану от 28 марта...
Письмо это было вложено Гоголем
в другое, адресованное С. П. Шевыреву, который вскоре и сообщил Гоголю, что его
письмом Аксаков остался недоволен. По этому поводу Гоголь
писал Шевыреву 2 декабря 1847 года...
14 июня. «Не помню,
писала ли я тебе, что Гоголь уже
в Малороссии и
в августе собирается
в Москву. Константин
писал ему откровенное
письмо; как-то он его примет?»
А впрочем, я, кажется, понимаю: знаете ли, что я сама раз тридцать, еще даже когда тринадцатилетнею девочкой была, думала отравиться, и всё это
написать в письме к родителям, и тоже думала, как я буду в гробу лежать, и все будут надо мною плакать, а себя обвинять, что были со мной такие жестокие…
Неточные совпадения
Этак ударит по плечу: «Приходи, братец, обедать!» Я только на две минуты захожу
в департамент, с тем только, чтобы сказать: «Это вот так, это вот так!» А там уж чиновник для
письма, этакая крыса, пером только — тр, тр… пошел
писать.
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете
писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик
пишет к приятелю и описал бал
в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит,
в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
Как только пить надумали, // Влас сыну-малолеточку // Вскричал: «Беги за Трифоном!» // С дьячком приходским Трифоном, // Гулякой, кумом старосты, // Пришли его сыны, // Семинаристы: Саввушка // И Гриша, парни добрые, // Крестьянам
письма к сродникам //
Писали; «Положение», // Как вышло, толковали им, // Косили, жали, сеяли // И пили водку
в праздники // С крестьянством наравне.
Третий пример был при Беневоленском, когда был"подвергнут расспросным речам"дворянский сын Алешка Беспятов, за то, что
в укору градоначальнику, любившему заниматься законодательством, утверждал:"Худы-де те законы, кои
писать надо, а те законы исправны, кои и без
письма в естестве у каждого человека нерукотворно написаны".
Также мучало его воспоминание о
письме, которое он
написал ей;
в особенности его прощение, никому ненужное, и его заботы о чужом ребенке жгли его сердце стыдом и раскаянием.