Заблеял дикий барашек, [Так
называет народ бекаса, потому что он, быстро и прямо опускаясь вниз, подгибает одно крыло, а другим машет так часто, что от сильного упора в воздухе происходит звук, подобный блеянию барашка.
Неточные совпадения
Три первые породы, в отличие от диких вольных братии их,
народ называет русскими.
Дупельшнепа и гаршнепа
народ никак не
называет, а просто говорит: «Серые кулички, что по болотам в кочках живут».
Русский
народ называет лежанкой какую-то мифическую перепелку, с красными ногами, столь жирную будто бы, что она и летать не может.
В той же старинной книжке гаршнепа
называют волосяным куличком, но это перевод немецкого названия, которое на Руси никому не известно. догадаться, почему русский
народ не удостоил особенным названием дупельшнепа и гаршнепа, а бекасу и вальдшнепу дал характерные имена.
Наконец, есть болота зыбкие, которые
народ не совсем верно
называет трясинами, ибо они не трясутся, а зыблются, волнуются под ногами человека, ходенем ходят, как говорит тот же
народ.
Народ смешивает его с другими породами мелких куличков и всех их
называет зуями, или зуйками.
Зуйком, вероятно,
назвал его
народ по юркости и проворству, а может быть, и по крику, с которым он всегда летает над водою и который похож, если хотите, на учащенное произношение слова зуй-зуй-зуй.
Народ называет эту утиную породу красноголовкой и белобрюшкой, потому что у селезня голова и половина шеи красновато-кирпичного цвета, а хлупь или брюшко у селезня и утки очень белы и лоснятся на солнце.
Народ выражается с удивительной точностью; из всех утиных пород одним только чиркам придает он во множественном числе тот окончательный слог, которым означается малость и детство существа, например, утята, цыплята и проч.; чирков старых вообще он
называет чирята.
Журавль с журавлихой, или журкой (так ласково
называет ее
народ) сидят попеременно на яйцах; свободный от сиденья ходит кругом гнезда поодаль, кушает и караулит; громкий его крик возвещает приближение какой-нибудь опасности, и сидящий на яйцах сейчас бросает их, отбегает, согнувшись, в сторону и начинает звать своего дружку, который немедленно к нему присоединяется; они вместе уходят от гнезда дальше или улетают.
Народ называет его иногда стрепел; и то и другое имя характерно выражает взлет, или подъем, и самый полет этой птицы.
Французы
называют его курли, русские охотники — кроншнепом, а
народ — степняком, или степнягой, потому что степь по преимуществу служит ему постоянным жилищем; в степи выводит он детей, и в степи же достигают они полного возраста.
Народ называет стаи этих пролетных, кратковременных гостей полевыми курахтанчиками.
Находя в этих звуках сходство с отвратительным криком грызущихся кошек,
народ называет иволгу дикою кошкой] стонут рябые кукушки, постукивают, долбя деревья, разноперые дятлы, трубят желны, трещат сойки; свиристели, лесные жаворонки, дубоноски и все многочисленное крылатое, мелкое певчее племя наполняет воздух разными голосами и оживляет тишину лесов; на сучьях и в дуплах дерев птицы вьют свои гнезда, кладут яйца и выводят детей; для той же цели поселяются в дуплах куницы и белки, враждебные птицам, и шумные рои диких пчел.
Кто не знает тетерева, простого, обыкновенного, полевого тетерева березовика, которого
народ называет тетеря, а чаще тетерька? Глухарь, или глухой тетерев, — это дело другое. Он не пользуется такою известностью, такою народностью. Вероятно, многим и видеть его не случалось, разве за обедом, но я уже говорил о глухаре особо. Итак, я не считаю нужным описывать в подробности величину, фигуру и цвет перьев полевого тетерева, тем более что, говоря о его жизни, я буду говорить об изменениях его наружного вида.
Вообще я должен сказать, что писал о том, что видел своими глазами, и
называл птиц, как
называют их
народ и охотники, мои туземцы.
Русский
народ называет зайца косым. Его глаза, большие, темные навыкате, — не косы, это знает всякий; но, будучи пуглив и тороплив, не имея способности оглядываться, он набегает иногда прямо на охотника или на пенек, оторопев, круто бросается в другую сторону и опять на что-нибудь набегает.
Даже иностранные купцы, «басурмане», как их
называл народ, подчинялись этой силе народной набожности, да и не осмеливались, боясь взрыва негодования масс, заняться торговлей в воскресенье или в праздник.
Неточные совпадения
К дьячку с семинаристами // Пристали: «Пой „Веселую“!» // Запели молодцы. // (Ту песню — не народную — // Впервые спел сын Трифона, // Григорий, вахлакам, // И с «Положенья» царского, // С
народа крепи снявшего, // Она по пьяным праздникам // Как плясовая пелася // Попами и дворовыми, — // Вахлак ее не пел, // А, слушая, притопывал, // Присвистывал; «Веселою» // Не в шутку
называл.)
Только те
народы имеют будущность, только те
народы можно
назвать историческими, которые имеют чутье к тому, что важно и значительно в их учреждениях, и дорожат ими.
— Ведь этакий
народ! — сказал он, — и хлеба по-русски
назвать не умеет, а выучил: «Офицер, дай на водку!» Уж татары по мне лучше: те хоть непьющие…
Там стали они свои други, или то, что
называют в
народе — кабацкие завсегдатели.
Наша братья,
народ умный, как мы
называем себя, поступает почти так же, и доказательством служат наши ученые рассуждения.