Весь склад, все части тела этой птицы совершенно куриные, отчего и получила она свое имя; полевою же, или серою, называется она сколько в отличие от лесной, белой в зимнее время куропатки, о которой будет говорено в своем месте, столько же и потому, что сера пером и
живет в поле.
Неточные совпадения
В строгом смысле нельзя назвать это разделение совершенно точным, потому что нельзя определить с точностью, на каком основании такие-то породы птиц называются болотною, водяною, степною или лесною дичью, ибо некоторые противоположные свойства мешают совершенно правильному разделению их на разряды: некоторые одни и те же породы дичи
живут иногда
в степи и
полях, иногда
в лесу, иногда
в болоте.
Точно так и тетерев, дичь лесная, половину года держится
в полях, даже водится
в местах почти безлесных; вальдшнеп, тоже лесная дичь, весной и особенно осенью долго держится
в кустах довольно топких болот и только остальное время года —
в лесу; коростель же, помещенный мною
в разряд дичи степной, или полевой, равно
живет в степи, хлебных
полях, луговых болотах и лесных опушках.
Как только сольет
полая вода, болотные кулики занимают свои родимые болота,
в которых
живут постоянно каждый год, если какая-нибудь особенная причина не заставит их переменить места своего жительства. Причины бывают разные: иногда болото высыхает от того, что пропадают
в нем родники или паточины; иногда от того, что их затопчет скот; иногда от того, что болото высушивается искусственно людьми и превращается
в сенокосные луга или пашню.
У одного известного охотника (Н. Т. Аксакова)
жила два года пара болотных кур
в нарочно устроенной для того комнате с болотным
полом.
Полет их очень
жив и скор, особенно когда они соберутся
в большие стаи.
Кроме превосходства
в величине, кроншнеп первого разряда темно-коричневее пером и голос имеет короткий и хриплый; он выводит иногда детей
в сухих болотах и
в опушках мокрых, поросших большими кочками, мохом, кустами и лесом, лежащих
в соседстве
полей или степных мест; изредка присоединяется к нему кроншнеп средний, но никогда малый, который всегда
живет в степях и который пером гораздо светлее и крапинки на нем мельче; голос его гораздо чище и пронзительнее, чем у среднего кроншнепа, крик которого несколько гуще и не так протяжен.
— Ну, если мне не верите, так посмотрите кругом. Весь век
живете в поле и лесу и не видите этих опытов… Смотрите сюда, смотрите там…
Это были люди, привыкшие
жить в поле, гоняться за зверьми и неспособные к мирным чувствам, к сожалению и большой приверженности; вино, буйство, охота — их единственные занятия, не могли внушить им много набожных мыслей; и если между ними и был один верный, честный слуга, то из осторожности молчал или удалялся.
Неточные совпадения
Трудись! Кому вы вздумали // Читать такую проповедь! // Я не крестьянин-лапотник — // Я Божиею милостью // Российский дворянин! // Россия — не неметчина, // Нам чувства деликатные, // Нам гордость внушена! // Сословья благородные // У нас труду не учатся. // У нас чиновник плохонький, // И тот
полов не выметет, // Не станет печь топить… // Скажу я вам, не хвастая, //
Живу почти безвыездно //
В деревне сорок лет, // А от ржаного колоса // Не отличу ячменного. // А мне поют: «Трудись!»
В каждом доме
живут по двое престарелых, по двое взрослых, по двое подростков и по двое малолетков, причем лица различных
полов не стыдятся друг друга.
Под вечер он уселся
в каюте, взял книгу и долго возражал автору, делая на
полях заметки парадоксального свойства. Некоторое время его забавляла эта игра, эта беседа с властвующим из гроба мертвым. Затем, взяв трубку, он утонул
в синем дыме,
живя среди призрачных арабесок [Арабеска — здесь: музыкальное произведение, причудливое и непринужденное по своему характеру.], возникающих
в его зыбких слоях.
Весьма вероятно и то, что Катерине Ивановне захотелось, именно при этом случае, именно
в ту минуту, когда она, казалось бы, всеми на свете оставлена, показать всем этим «ничтожным и скверным жильцам», что она не только «умеет
жить и умеет принять», но что совсем даже не для такой доли и была воспитана, а воспитана была
в «благородном, можно даже сказать
в аристократическом полковничьем доме», и уж вовсе не для того готовилась, чтобы самой мести
пол и мыть по ночам детские тряпки.
Ему нравилось, что эти люди построили жилища свои кто где мог или хотел и поэтому каждая усадьба как будто монумент, возведенный ее хозяином самому себе. Царила
в стране Юмала и Укко серьезная тишина, — ее особенно утверждало меланхолическое позвякивание бубенчиков на шеях коров; но это не была тишина пустоты и усталости русских
полей, она казалась тишиной спокойной уверенности коренастого, молчаливого народа
в своем праве
жить так, как он
живет.