Неточные совпадения
Голуби с прилета, как и вся птица, бывают чисты
пером и жирны телом — обстоятельство, трудное
для объяснения, ибо путь прилетной птицы длинен, а корм скуден.
— Гаршнеп вдвое меньше бекаса; складом, носом, ногами и пестрым брюшком совершенно сходен с дупелем, а
перьями — и с бекасом и с дупелем; только пестрины у него на спине несколько темнее и красноватее, имеют сизо-зеленоватый, как будто металлический отлив; кожа на шее толста и мясиста, очевидно
для того, чтоб могли расти из нее длинные перышки и косички.
Этот кулик немного поменьше красноножки, но относительно во всем его потолще.
Перья речного кулика не имеют никаких особенных цветов; он не пегий и не пестрый, он серовато-белесоватый с какими-то неопределенными оттенками, мягкими и приятными
для глаз; брюшко, нижняя половина шеи и подхвостные
перья — белые, нос обыкновенного рогового цвета, а ноги светло-зеленоватые.
Зоб и часть головы серо-дымчатые; на верхней, первой половине красновато-пестрых крыльев виднеются белые дольные полоски, узенькие, как ниточки, которые не что иное, как белые стволинки
перьев; вторая же, крайняя половина крыльев испещрена беловатыми поперечными крапинками по темно-сизоватому полю, ножки рогового цвета, мохнатые только сверху, до первого сустава, как у птицы, назначенной
для многого беганья по грязи и снегу, Куропатка — настоящая наша туземка, не покидающая родимой стороны и зимой.
Красноустик вдвое или почти втрое больше обыкновенной ласточки; цвет его
перьев темно-кофейный, издали кажется даже черным, брюшко несколько светлее, носик желтоватый, шея коротенькая, головка довольно велика и кругла, ножки тонкие, небольшие, какого-то неопределенного дикого цвета, очевидно не назначенные
для многого беганья, хвостик белый, а концы хвостовых
перьев черноватые; крылья длинные, очень острые к концам, которые, когда птичка сидит, накладываются один на другой, как у всех птиц, имеющих длинные крылья, например: у сокола, копчика и даже у обыкновенной ласточки.
По видимому в них ничего нет красивого, но
для меня так приятна эта не яркая, не разноцветная пестрота, что я предпочитаю ее блестящей красоте
перьев других птиц.
Время любви прошло, распухшая кожа на шее косачей опадает, брови прячутся,
перья лезут… пора им в глухие, крепкие места, в лесные овраги; скоро придет время линять, то есть переменять старые
перья на новые: время если не болезни, то слабости
для всякой птицы.
Простой народ не ест давленой птицы; но в городах мало об этом заботятся, да где и когда разглядывать, стреляные рябчики или удавленные привозятся на рынок? Притом
для продажи им ломают крылья и прокалывают головы
пером, чтоб они казались подстреленными и приколотыми.
Из этого описания видно, что горлинки похожи
перьями и величиною на египетских голубей, [С которыми весьма охотно понимаются] даже в воркованье и тех и других есть что-то сходное; впрочем, горлинки воркуют тише, нежнее, не так глухо и густо: издали воркованье горлиц похоже на прерываемое по временам журчанье отдаленного ручейка и очень приятно
для слуха; оно имеет свое замечательное место в общем хоре птичьих голосов и наводит на душу какое-то невольное, несколько заунывное и сладкое раздумье.
Все пятна, или пестрины, его
перьев состоят из смешения темных, красноватых, серо-пепельных оттенков, неуловимых
для описания, как и у других бекасиных пород.
На голове у вальдшнепа сверху лежат четыре поперечные полоски, или растянутые пятна темного цвета; красноты больше на спине и верхней стороне крыльев, а нижняя, зоб и брюхо — светлее и покрыты правильными поперечными серо-пепельными полосками; хвост коротенький, исподние его
перья подлиннее верхних, очень темны, даже черны, и каждое оканчивается с изнанки белым пятнышком, а сверху красно-серым; верхние же хвостовые перышки помельче, покороче и светло-коричневые; нос в длину вершок с четвертью; ноги
для кулика такой величины коротки; цвет носа и ног светло-роговой.
Неточные совпадения
Этак ударит по плечу: «Приходи, братец, обедать!» Я только на две минуты захожу в департамент, с тем только, чтобы сказать: «Это вот так, это вот так!» А там уж чиновник
для письма, этакая крыса,
пером только — тр, тр… пошел писать.
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Кто написал Телемака, тот
пером своим нравов развращать не станет. Я боюсь
для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все то, что переведено по-русски. Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько в свете быть возможно.
Сначала он принялся угождать во всяких незаметных мелочах: рассмотрел внимательно чинку
перьев, какими писал он, и, приготовивши несколько по образцу их, клал ему всякий раз их под руку; сдувал и сметал со стола его песок и табак; завел новую тряпку
для его чернильницы; отыскал где-то его шапку, прескверную шапку, какая когда-либо существовала в мире, и всякий раз клал ее возле него за минуту до окончания присутствия; чистил ему спину, если тот запачкал ее мелом у стены, — но все это осталось решительно без всякого замечания, так, как будто ничего этого не было и делано.
— Нет, я вас не отпущу. В два часа, не более, вы будете удовлетворены во всем. Дело ваше я поручу теперь особенному человеку, который только что окончил университетский курс. Посидите у меня в библиотеке. Тут все, что
для вас нужно: книги, бумага,
перья, карандаши — все. Пользуйтесь, пользуйтесь всем — вы господин.
Вот оно, внутреннее расположение: в самой средине мыльница, за мыльницею шесть-семь узеньких перегородок
для бритв; потом квадратные закоулки
для песочницы и чернильницы с выдолбленною между ними лодочкой
для перьев, сургучей и всего, что подлиннее; потом всякие перегородки с крышечками и без крышечек
для того, что покороче, наполненные билетами визитными, похоронными, театральными и другими, которые складывались на память.