Неточные совпадения
Я
все слышал и видел явственно и не мог сказать ни одного слова, не мог пошевелиться — и
вдруг точно проснулся и почувствовал себя лучше, крепче обыкновенного.
Нашу карету и повозку стали грузить на паром, а нам подали большую косную лодку, на которую мы
все должны были перейти по двум доскам, положенным с берега на край лодки; перевозчики в пестрых мордовских рубахах, бредя по колени в воде, повели под руки мою мать и няньку с сестрицей;
вдруг один из перевозчиков, рослый и загорелый, схватил меня на руки и понес прямо по воде в лодку, а отец пошел рядом по дощечке, улыбаясь и ободряя меня, потому что я, по своей трусости, от которой еще не освободился, очень испугался такого неожиданного путешествия.
Мы остановились, сошли с роспусков, подошли близко к жнецам и жницам, и отец мой сказал каким-то добрым голосом: «Бог на помощь!»
Вдруг все оставили работу, обернулись к нам лицом, низко поклонились, а некоторые крестьяне, постарше, поздоровались с отцом и со мной.
Отрывая
вдруг человека от окружающей его среды,
все равно, любезной ему или даже неприятной, от постоянно развлекающей его множеством предметов, постоянно текущей разнообразной действительности, она сосредоточивает его мысли и чувства в тесный мир дорожного экипажа, устремляет его внимание сначала на самого себя, потом на воспоминание прошедшего и, наконец, на мечты и надежды — в будущем; и
все это делается с ясностью и спокойствием, без всякой суеты и торопливости.
Видя мать бледною, худою и слабою, я желал только одного, чтоб она ехала поскорее к доктору; но как только я или оставался один, или хотя и с другими, но не видал перед собою матери, тоска от приближающейся разлуки и страх остаться с дедушкой, бабушкой и тетушкой, которые не были так ласковы к нам, как мне хотелось, не любили или так мало любили нас, что мое сердце к ним не лежало, овладевали мной, и мое воображение, развитое не по летам,
вдруг представляло мне такие страшные картины, что я бросал
все, чем тогда занимался: книжки, камешки, оставлял даже гулянье по саду и прибегал к матери, как безумный, в тоске и страхе.
Дома его в избу не
вдруг внесли, а сначала долго оттирали снегом, а он
весь был талый.
Проснувшись, или, лучше сказать, очувствовавшись на другой день поутру, очень не рано, в слабости и
все еще в жару, я не
вдруг понял, что около меня происходило.
Вдруг две собаки показались на льду; но их суетливые прыжки возбудили не жалость, а смех в окружающих меня людях, ибо
все были уверены, что собаки не утонут, а перепрыгнут или переплывут на берег.
Я думал, что мы уж никогда не поедем, как
вдруг, о счастливый день! мать сказала мне, что мы едем завтра. Я чуть не сошел с ума от радости. Милая моя сестрица разделяла ее со мной, радуясь, кажется, более моей радости. Плохо я спал ночь. Никто еще не вставал, когда я уже был готов совсем. Но вот проснулись в доме, начался шум, беготня, укладыванье, заложили лошадей, подали карету, и, наконец, часов в десять утра мы спустились на перевоз через реку Белую. Вдобавок ко
всему Сурка был с нами.
Все люди наши были так недовольны, так не хотелось им уступить, что даже не
вдруг послушались приказания моего отца.
Все было тихо и спокойно в городе и в нашем доме, как
вдруг последовало событие, которое не само по себе, а по впечатлению, произведенному им на
всех без исключения, заставило и меня принять участие в общем волнении.
Сначала я слышал, как говорила моя мать, что не надо ехать на бал к губернатору, и как соглашались с нею другие, и потом
вдруг все решили, что нельзя не ехать.
Вдруг, когда мы
все сидели за обедом, подали отцу письмо, присланное с нарочным из Багрова.
Вдруг поднялся глухой шум и топот множества ног в зале, с которым вместе двигался плач и вой;
все это прошло мимо нас… и вскоре я увидел, что с крыльца, как будто на головах людей, спустился деревянный гроб; потом, когда тесная толпа раздвинулась, я разглядел, что гроб несли мой отец, двое дядей и старик Петр Федоров, которого самого вели под руки; бабушку также вели сначала, но скоро посадили в сани, а тетушки и маменька шли пешком; многие, стоявшие на дворе, кланялись в землю.
Вдруг страшный громовой удар потряс
весь дом и оглушил нас; я бросился на свою кроватку и очень сильно ушиб себе ногу.
Я не только любил смотреть, как резвый ястреб догоняет свою добычу, я любил
все в охоте: как собака, почуяв след перепелки, начнет горячиться, мотать хвостом, фыркать, прижимая нос к самой земле; как, по мере того как она подбирается к птице, горячность ее час от часу увеличивается; как охотник, высоко подняв на правой руке ястреба, а левою рукою удерживая на сворке горячую собаку, подсвистывая, горячась сам, почти бежит за ней; как
вдруг собака, иногда искривясь набок, загнув нос в сторону, как будто окаменеет на месте; как охотник кричит запальчиво «пиль, пиль» и, наконец, толкает собаку ногой; как, бог знает откуда, из-под самого носа с шумом и чоканьем вырывается перепелка — и уже догоняет ее с распущенными когтями жадный ястреб, и уже догнал, схватил, пронесся несколько сажен, и опускается с добычею в траву или жниву, — на это, пожалуй, всякий посмотрит с удовольствием.
Один раз, когда мы
все сидели в гостиной,
вдруг вошел Иван Борисыч, небритый, нечесаный, очень странно одетый; бормоча себе под нос какие-то русские и французские слова, кусая ногти, беспрестанно кланяясь набок, поцеловал он руку у своей матери, взял ломберный стол, поставил его посереди комнаты, раскрыл, достал карты, мелки, щеточки и начал сам с собою играть в карты.
Картины и великолепное убранство дома
вдруг представились мне, и я принялся с восторгом рассказывать моей сестрице и другим
все виденные мною чудеса.
Все восемь ящиков запирались
вдруг, очень хитрым замком, тайну которого я хранил от
всех, кроме сестрицы.
Я
вдруг обратился к матери с вопросом: «Неужели бабушка Прасковья Ивановна такая недобрая?» Мать удивилась и сказала: «Если б я знала, что ты не спишь, то не стала бы
всего при тебе говорить, ты тут ничего не понял и подумал, что Александра Ивановна жалуется на тетушку и что тетушка недобрая; а это
все пустяки, одни недогадки и кривое толкованье.
Всего же страннее было то, что иногда, помолясь усердно, она
вдруг уходила в начале или середине обедни, сказав, что больше ей не хочется молиться, о чем Александра Ивановна говорила с особенным удивлением.
Вдруг грянул выстрел под самыми окнами, я бросился к окошку и увидел дымок, расходящийся в воздухе, стоящего с ружьем Филиппа (старый сокольник) и пуделя Тритона, которого
все звали «Трентон», который, держа во рту за крылышко какую-то птицу, выходил из воды на берег.
Дворовые мальчики и девочки, несколько принаряженные, иные хоть тем, что были в белых рубашках, почище умыты и с приглаженными волосами, —
все весело бегали и начали уже катать яйца, как
вдруг общее внимание привлечено было двумя какими-то пешеходами, которые, сойдя с Кудринской горы, шли вброд по воде, прямо через затопленную урему.
Все были очень огорчены, и светлый веселый праздник
вдруг сделался печален.
Хотя я много читал и еще больше слыхал, что люди то и дело умирают, знал, что
все умрут, знал, что в сражениях солдаты погибают тысячами, очень живо помнил смерть дедушки, случившуюся возле меня, в другой комнате того же дома; но смерть мельника Болтуненка, который перед моими глазами шел, пел, говорил и
вдруг пропал навсегда, — произвела на меня особенное, гораздо сильнейшее впечатление, и утонуть в канавке показалось мне гораздо страшнее, чем погибнуть при каком-нибудь кораблекрушении на беспредельных морях, на бездонной глубине (о кораблекрушениях я много читал).
Утомленные, передрогшие от мокрети и голодные, люди, не успевшие даже хорошенько разговеться, возвращались уже домой, как
вдруг крик молодого Болтуненка: «Нашел!» — заставил
всех воротиться.
Только что подали стерляжью уху, которою заранее хвалился хозяин, говоря, что лучше черемшанских стерлядей нет во
всей России, как
вдруг задняя стена залы зашевелилась, поднялась вверх, и гром музыки поразил мои уши!
Я принялся было усердно есть какое-то блюдо, которого я никогда прежде не ел, как
вдруг на возвышении показались две девицы в прекрасных белых платьях, с голыми руками и шеей,
все в завитых локонах; держа в руках какие-то листы бумаги, они подошли к самому краю возвышения, низко присели (я отвечал им поклоном) и принялись петь.
По
всему водяному пространству, особенно посреди Волги, играли беляки: так называются всплески воды, когда гребни валов, достигнув крайней высоты,
вдруг обрушиваются и рассыпаются в брызги и белую пену.
Проснулся купец, а
вдруг опомниться не может:
всю ночь видел он во сне дочерей своих любезныих, хорошиих и пригожиих, и видел он дочерей своих старшиих: старшую и середнюю, что они веселым-веселехоньки, а печальна одна дочь меньшая, любимая; что у старшей и середней дочери есть женихи богатые и что сбираются они выйти замуж, не дождавшись его благословения отцовского; меньшая же дочь любимая, красавица писаная, о женихах и слышать не хочет, покуда не воротится ее родимый батюшка; и стало у него на душе и радошно и не радошно.