Неточные совпадения
Нашу карету и повозку
стали грузить на паром, а нам подали большую косную лодку, на которую мы все должны были перейти по двум доскам, положенным с берега на край лодки; перевозчики в пестрых мордовских рубахах, бредя по колени в
воде, повели под руки мою мать и няньку с сестрицей; вдруг один из перевозчиков, рослый и загорелый, схватил меня на руки и понес прямо по
воде в лодку, а отец пошел рядом по дощечке, улыбаясь и ободряя меня, потому что я, по своей трусости, от которой еще не освободился, очень испугался такого неожиданного путешествия.
Мне
стало скучно, и я попросил Евсеича переладить мою удочку по-прежнему; он исполнил мою просьбу; наплавок мой встал, и клев начался немедленно; но свои удочки Евсеич не переправлял, и его наплавки спокойно лежали на
воде.
Наконец выбрали и накидали целые груды мокрой сети, то есть стен или крыльев невода, показалась мотня, из длинной и узкой сделавшаяся широкою и круглою от множества попавшейся рыбы; наконец
стало так трудно тащить по мели, что принуждены были остановиться, из опасения, чтоб не лопнула мотня; подняв высоко верхние подборы, чтоб рыба не могла выпрыгивать, несколько человек с ведрами и ушатами бросились в
воду и, хватая рыбу, битком набившуюся в мотню, как в мешок, накладывали ее в свою посуду, выбегали на берег, вытряхивали на землю добычу и снова бросались за нею; облегчив таким образом тягость груза, все дружно схватились за нижние и верхние подборы и с громким криком выволокли мотню на берег.
Шире, длиннее
становились грязные проталины, полнее наливалось озеро в роще, и, проходя сквозь забор, уже показывалась
вода между капустных гряд в нашем огороде.
Всякий день кто-нибудь из охотников убивал то утку, то кулика, а Мазан застрелил даже дикого гуся и принес к отцу с большим торжеством, рассказывая подробно, как он подкрался камышами, в
воде по горло, к двум гусям, плававшим на материке пруда, как прицелился в одного из них, и заключил рассказ словами: «Как ударил, так и не ворохнулся!» Всякий день также
стал приносить старый грамотей Мысеич разную крупную рыбу: щук, язей, головлей, линей и окуней.
В первый день напала на меня тоска, увеличившая мое лихорадочное состояние, но потом я
стал спокойнее и целые дни играл, а иногда читал книжку с сестрицей, беспрестанно подбегая, хоть на минуту, к окнам, из которых виден был весь разлив полой
воды, затопившей огород и половину сада.
Вдруг почему-то они переменили направленье и
стали подаваться влево, где текла скрытая под
водою так называемая новенькая глубокая тогда канавка, которую можно только было различить по быстроте течения.
Бугуруслан был хотя не широк, но очень быстр, глубок и омутист;
вода еще была жирна, по выражению мельников, и пруд к вечеру
стал наполняться, а в ночь уже пошла
вода в кауз; на другой день поутру замолола мельница, и наш Бугуруслан сделался опять прежнею глубокою, многоводной рекой.
Я сравнивал себя с крестьянскими мальчиками, которые целый день, от восхода до заката солнечного, бродили взад и вперед, как по песку, по рыхлым десятинам, которые кушали хлеб да
воду, — и мне
стало совестно, стыдно, и решился я просить отца и мать, чтоб меня заставили бороновать землю.
Неравнодушно смотрел я на эту картину и со страхом замечал, что ветерок, который сначала едва тянул с восхода,
становился сильнее и что поверхность Волги беспрестанно меняла свой цвет, то темнела, то светлела, — и крупная рябь бесконечными полосами бороздила ее мутную
воду.
Страх давно уже овладевал мною, но я боролся с ним и скрывал, сколько мог; когда же берег
стал уходить из глаз моих, когда мы попали на стрежень реки и страшная громада
воды, вертящейся кругами, стремительно текущей с непреодолимою силою, обхватила со всех сторон и понесла вниз, как щепку, нашу косную лодочку, — я не мог долее выдерживать, закричал, заплакал и спрятал свое лицо на груди матери.
Одни морозы сковали поверхность реки, и сквозь прозрачный лед было видно, как бежит
вода, как она завертывается кругами и как скачут иногда по ней белые пузыри [Редко бывает, чтоб большая река
становилась без снега.
С этой стороны Сихотэ-Алинь казался грозным и недоступным. Вследствие размывов, а может быть, от каких-либо других причин здесь образовались узкие и глубокие распадки, похожие на каньоны. Казалось, будто горы дали трещины и эти трещины разошлись. По дну оврагов бежали ручьи, но их не было видно; внизу, во мгле, слышно было только, как шумели каскады. Ниже бег
воды становился покойнее, и тогда в рокоте ее можно было уловить игривые нотки.
Скоро вернулся Степка с бреднем. Дымов и Кирюха от долгого пребывания в
воде стали лиловыми и охрипли, но за рыбную ловлю принялись с охотой. Сначала они пошли по глубокому месту, вдоль камыша; тут Дымову было по шею, а малорослому Кирюхе с головой; последний захлебывался и пускал пузыри, а Дымов, натыкаясь на колючие корни, падал и путался в бредне, оба барахтались и шумели, и из их рыбной ловли выходила одна шалость.
Неточные совпадения
Разумеется, Угрюм-Бурчеев ничего этого не предвидел, но, взглянув на громадную массу
вод, он до того просветлел, что даже получил дар слова и
стал хвастаться.
Масса, с тайными вздохами ломавшая дома свои, с тайными же вздохами закопошилась в
воде. Казалось, что рабочие силы Глупова сделались неистощимыми и что чем более заявляла себя бесстыжесть притязаний, тем растяжимее
становилась сумма орудий, подлежащих ее эксплуатации.
Затем толпы с гиком бросились в
воду и
стали погружать материал на дно.
Еще радостнее были минуты, когда, подходя к реке, в которую утыкались ряды, старик обтирал мокрою густою травой косу, полоскал ее
сталь в свежей
воде реки, зачерпывал брусницу и угощал Левина.
Еще в феврале он получил письмо от Марьи Николаевны о том, что здоровье брата Николая
становится хуже, но что он не хочет лечиться, и вследствие этого письма Левин ездил в Москву к брату и успел уговорить его посоветоваться с доктором и ехать на
воды за границу.