Неточные совпадения
Один раз, когда Григорий Иваныч читал со мною серьезную книгу
на французском языке и,
сидя у растворенного окна, старался объяснить мне какую-то мысль, неясно мною понимаемую, — вдруг кулик красноножка, зазвенев своими мелодическими трелями, загнув кверху свои крылья и вытянув длинные красные ноги, плавно опустился
на берег пруда, против самого
окошка, — я вздрогнул, книга выпала у меня из рук, и я бросился к окну.
Один раз,
сидя на окошке (с этой минуты я все уже твердо помню), услышал я какой-то жалобный визг в саду; мать тоже его услышала, и когда я стал просить, чтобы послали посмотреть, кто это плачет, что, «верно, кому-нибудь больно» — мать послала девушку, и та через несколько минут принесла в своих пригоршнях крошечного, еще слепого, щеночка, который, весь дрожа и не твердо опираясь на свои кривые лапки, тыкаясь во все стороны головой, жалобно визжал, или скучал, как выражалась моя нянька.
Утро наступало. Лизавета Ивановна погасила догорающую свечу: бледный свет озарил ее комнату. Она отерла заплаканные глаза и подняла их на Германна: он
сидел на окошке, сложа руки и грозно нахмурясь. В этом положении удивительно напоминал он портрет Наполеона. Это сходство поразило даже Лизавету Ивановну.
Неточные совпадения
Карл Иваныч, с очками
на носу и книгой в руке,
сидел на своем обычном месте, между дверью и
окошком.
На другой день, когда
сидел я за элегией и грыз перо в ожидании рифмы, Швабрин постучал под моим
окошком.
Одно яйцо он положил мимо кармана и топтал его, под подошвой грязного сапога чмокала яичница. Пред гостиницей «Москва с но»
на обломанной вывеске
сидели голуби, заглядывая в
окошко, в нем стоял черноусый человек без пиджака и, посвистывая, озабоченно нахмурясь, рассматривал, растягивал голубые подтяжки. Старушка с ласковым лицом, толкая пред собою колясочку, в которой шевелились, ловя воздух, игрушечные, розовые ручки, старушка, задев Клима колесом коляски, сердито крикнула:
Марья Кириловна
сидела в своей комнате, вышивая в пяльцах, перед открытым
окошком. Она не путалась шелками, подобно любовнице Конрада, которая в любовной рассеянности вышила розу зеленым шелком. Под ее иглой канва повторяла безошибочно узоры подлинника, несмотря
на то ее мысли не следовали за работой, они были далеко.
Глубоко оскорбленная, она села под
окошко и до глубокой ночи
сидела не раздеваясь, неподвижно глядя
на темное небо.